Деникин поморщился:
– Петлюра неоднократно пытался вести со мной переговоры, я отказался категорически. Эти малороссийские гетманы между собой разобраться не могут. Петлюра сидит в Виннице со своей Директорией, на западе там некто Петрушевич царствует, направил под Киев какую-то Галицкую армию. А в Фастове находится делегация какой-то непонятной Украинской народной республики во главе с генералом Омельяновичем-Павленко. Якобы его Петлюра уполномочил вести со мной переговоры!
Я пригрозил этому бывшему генералу российской императорской армии, что если он появится в расположении Добровольческой армии, то я повешу его как нарушившего присягу. Безобразие – в Белой Церкви передовые части под командованием барона фон Штакельберга ждали, пока какая-то там Запорожская группа из армии этого самого Петлюры отойдёт. На два дня задержали продвижение Добровольческой армии на Киев!
Командующий нервно стал прохаживаться по комнате. Он никак не мог забыть события недавних дней.
– А что эти украинцы творили в Киеве? Пока мы боролись с большевиками, они тихонько с запада вошли в Киев и тут же свои флаги везде развесили! Потом мосты взяли под охрану, и наши части начали переправляться на лодках. Хорошо, что эти галицкие аники-воины стали готовиться к параду и перепились все. Разгильдяи! И тогда передовые части генерал-майора барона фон Штакельберга захватили мосты и обеспечили взятие Киева частями генерал-лейтенанта Бредова. Который вынудил эту галицкую армию убраться из города. По данным разведки, их численность в пять раз превышала численность наших добровольческих частей. В пять раз! И эти вояки позорно бежали! Как они с большевиками могут воевать?
Юрьевский посмотрел на карту. Потом повернулся к командующему.
– Насчёт Петлюры вы абсолютно правы, ваше высокопревосходительство. Петлюра собирается натравить на добровольцев Май-Маевского атаманов Зелёного и Ангела. Как будто бы не он, Петлюра, с нами воюет, а эти бандиты. И будет гадить нам всё время. Кроме того, он готов сдать Украину полякам, и сдаст, если его не разгромить. Поэтому я считаю, что с Махно срочно надо провести переговоры. По данным нашей разведки, к концу августа его армия составляла около тридцати тысяч штыков. А ещё – семь тысяч сабель, к ним восемьдесят пушек и приблизительно восемьсот пулеметов. Армия его снабжалась за счет захвата тыловых запасов красных и трофеев, отобранных у наших частей. Но самое главное – Махно очень мобилен. Он сажает свою пехоту на тачанки, брички, телеги, и они, таким образом, могут стремительно передвигаться, проходя в день шестьдесят-восемьдесят километров. То есть это как от Екатеринослава до Александровска – за восемь часов! Поэтому необходимо срочно мне и Слащёву вылетать на Елизаветград. Надо предложить Махно союз и пообещать ему свободу действий. Не хочет воевать с красными – пусть не воюет, главное – чтобы он не воевал с нашей армией. А что касается Петлюры, то я знаю, что предложить Махно и как его убедить в том, что Петлюра – враг.
Деникин задумался.
– Александр, я, конечно, понимаю – ваш дар, ваши способности… Но вы уверены в том, что, договорившись с Махно, мы не проиграем? Что он не ударит нам в спину?
Саша улыбнулся:
– К сожалению, я могу предвидеть лишь то будущее, которое уже предопределено. То, что мы сейчас меняем, я могу только анализировать и предполагать. В том будущем, которое мы уже изменили с вами, Антон Иванович, осенью все победы Вооружённых Сил Юга России должны были сойти на нет. С середины октября положение наших армий будет весьма печальным, если тылы будут разрушены рейдом повстанческой армии Махно. А ведь если мы сейчас под Елизаветградом ударим по его войску, то разобьём его и вынудим отступить к Умани. То есть мы сами толкнём его в объятия к Петлюре. К тому же против махновцев придётся снимать войска с фронта, а большевики смогут заключить перемирие с поляками, которые уже сейчас дошли до Березины…
Деникин, слушая Александра, о чём-то думал, машинально кивая головой. Но когда Юрьевский вспомнил о поляках, командующий встрепенулся:
– Вот как! Я знал, что руководство большевиков беспринципно, но чтобы настолько? Поляки пытались со мной вести переговоры, но я отказался признать независимость Польши точно так же, как отказался признавать независимость Украины. Нет никакой Украины – есть единая и неделимая Россия, в составе которой есть Малороссия, Новороссия и эта… Галиция. Которая всё время была то австро-венгерской, то польской окраиной. Окраиной! А не Украиной!
Гневный спич генерала заставил Сашу немного изменить тон. Деникин всегда был державником и переживал от того, что Российская империя распадалась на куски. Понять его было можно, однако в условиях войны, где место было не только прямолинейным атакам, но и обходным манёврам, иногда нужно проявлять и дипломатическую хитрость. Об этом он ему и сказал, тщательно подбирая слова.
– Поверьте мне, ваше высокопревосходительство, – примирительным тоном продолжил он после того, как Деникин немного успокоился. – Нынче, как говорил когда-то французский политик Талейран, принципы можно засунуть в карман и доставать время от времени, когда вам удобно! Допустим, сейчас Пилсудский был против нашей победы, но он далеко и нам не опасен. К тому же он обязательно столкнётся с большевиками. А Петлюра нависает над нами на западе, и нам нужна некая прослойка между нами и поляками с Петлюрой. Махно идеально подходит на роль эдакого независимого атамана, и если его правильно информировать, он согласится на эту роль.
Деникин немного помолчал, затем прошёл к креслу, сел и глубоко задумался. Саша стоял у карты и ждал его ответа. Командующий размышлял. С одной стороны, он понимал, что Юрьевский прав, и Махно может серьёзно помешать продвижению армий ВСЮР на Москву. Прав он и в том, что Петлюра, хоть его так называемые армии и воевали против большевиков, не является серьёзной силой. А вот Махно – да, этот может установить порядок на данной малороссийской территории. Лучше уж иметь такого сильного союзника, чем такого сильного врага.
«Возьмём Москву – там подумаем, как быть дальше», – решил Деникин.
Командующий встал и подошёл к Юрьевскому.
– Хорошо, Александр, вы меня убедили. Ваши сведения всегда были точны, а прогнозы блестяще подтверждались. Господь наградил вас изумительным, невероятным даром, и спорить с вами – всё равно что спорить с самим Господом. Нет, с Провидением спорить бесполезно, посему вверяю вам судьбу нашей кампании. Когда вы собираетесь лететь в Елизаветград?
Саша облегчённо вздохнул. Он напряжённо ожидал, что же решит Деникин, и внутренне боялся, что тот ему откажет. Но, видимо, напрасно боялся…
– Аэроплан готов, думаю лететь завтра утром. Только сегодня доставили последние сведения оттуда, диспозиция войск примерно ясна.
Деникин положил руку на плечо юноши.
– За вас я не переживаю. А как Слащёв? Он в состоянии лететь?
Саша кивнул.
– Яков Александрович – боец. Вот если на коне, тогда были бы проблемы. Он никак не может оправиться от последствий тяжёлого ранения. А на аэроплане два часа лёту, думаю, всё ж легче, нежели целый день на лошадях.
