бы рассказать ему о камере, но поспешила как можно скорее выйти из кабинета, ненавидя себя. Чёрт, всё вышло так нелепо! Так абсурдно! Она была готова подставить человека и украсть у него половину заслуг, хотя про себя говорила, что он ей нравится! Не лицемерие ли это? О, дорогая, поверь! Ты не просто чуть не совратила мужчину, но и поставила под угрозу его отношения с девушкой. Такой тебя воспитывала мать? Такой?!
Целые сутки мысли о произошедшем в том кабинете (как же умело он целуется…) не отпускали её, хоть она и старалась закопать их глубоко в самые тёмные недра памяти. Что было, того не возвратишь, поэтому оставалось лишь ждать звонка от Жени и приготавливаться к новой жизни — жизни владельца развивающейся строительной компании.
Но вот Рома здесь, улыбающийся, слегка уставший и принёсший букет. Она больше не хотела участвовать в этих грязных играх и подставлять людей. Она хотела быть честной и искренне верила, что её честность хоть как-нибудь да окупится.
Мария повернулась к Роме, всё ещё прижимая к груди букет. Он смотрел на неё глазами влюблённого — в этом не было никаких сомнений. Так мужчина смотрит на женщину в конце первого свидания, когда надо, вроде как, попрощаться, но сердце подсказывает сделать что-то ещё. Обрадовалась ли она этому взгляду? На это могут ответить поднятые уголки её губ.
— Ром… — Она замолчала, пробуя его имя на вкус. Чувство вины вновь стало накатывать растущими волнами. — Сними верхнюю одежду и пройди до кухни. Мы поговорим там.
— Как скажешь, — он тепло улыбнулся, пробив оставшееся в Марии хладнокровие. Только сейчас она заметила, что ей начальник не был трезвым, хоть и достойно держался на ногах.
Он сам, без чьей-либо помощи снял пиджак и остался в белой рубашке, отлично подчёркивающей рельефные мышцы хозяина. Две верхние пуговицы были расстёгнуты. Мария с трудом удержала себя от того, чтобы расстегнуть остальные, выбросив к чёрту этот букет. Цветы — это, конечно, прекрасно, но страстный секс куда лучше.
— Проведи меня, пожалуйста, до кухни. Боюсь, сам я не справлюсь.
Они вместе пошли по коридору как влюблённая парочка, прогуливающаяся по парку. В какой-то момент Рома положил руку на её талию и нежно прижал к себе, отчего у Марии перехватило дыхание. Чёрт, она подавилась воздухом! Он застрял в горле мёртвым комом, когда мужская ладонь соскользнула к её бедру.
К её готовому взорваться бедру.
Тем не менее, она опустила его руку и продолжила идти как ни в чём не бывало, на каждом шагу убеждая себя, что так оно и есть. Когда же они подошли к кухне, из гостиной показалась Сяма — как всегда прекрасная и элегантная. На четырёх лапах она добралась до незваного гостя и селе перед ним, перегородив проход на кухню. Светлые глаза неприкрыто уставились в карие, будто ждали ответа на давно заданный, но безумно интересующий вопрос.
— Что это за чудо? — Рома наклонился и провёл пальцами по гладкой шёрстке.
— Её зовут Сяма. Она очень спокойная и рассудительная.
— Прямо как хозяйка, — снова эта улыбка, от которой растаяла бы даже Антарктида. Он ещё пару секунд помассировал Сяме шейку, потом выпрямился, повернулся к Марии и сделал то, отчего мир содрогнулся.
Накрыл женские плечи ладонями и тихо шепнул на ухо:
— Можешь закрыть её в любой другой комнате, кроме кухни и спальни?
22
Она прислонилась к двери и, закрыв глаза, глубоко вдохнула.
Он здесь, у неё дома, пьяный и искренний. Неужели это так? Господи, боже, да она о таком и не мечтала! Она… При одной только мысли, что сегодняшней ночью кровать с ней разделит кто-то ещё, руки Марии дико затряслись — пришлось вцепиться ими в халат, чтобы хоть как-то унять дрожь.
Сяма была заперта в гостиной, Рома (теперь Рома, Господи!) разливал на кухне вино, хранившееся до этого на балконе, а сама она спряталась в спальне, не веря, что всё происходит на самом деле. Но аромат его парфюма был настоящим. Его бархатный шёпот действительно щекотал ухо, пока губы парили так близко к коже! Говорят, когда у мужчины член наливается кровью, мог тут же отключается, отдавая управление рычагами его величеству Пенису. Это, конечно же, правда, но почему никто не вспоминает, что и у женщин есть подобные сдвиги, когда возбуждение переходит все границы, а влаги становится так много, что можно дважды затопить «Титаник»? Знаете ли, в этом случае мозг тоже уезжает на Бали, оставляя за главного инстинкты.
Мария подошла к зеркалу в полный рост и оглядела себя перед тем, как пойти на кухню.
На неё ясными глазами смотрела высокая красавица, крутые формы которой виднелись даже через халат. Груди частично выглядывали наружу, как бы дразня того, кто на них смотрел. Затянутый пояс подчеркнул тонкую талию и переход от неё к внушительным бёдрам, которые не раз подвергались пыткам голодными мужскими взглядами. Длинные ноги ничто не скрывало, так что их стройность выставили на вид. Зачем прятать собственную красоту? Какой дурак сказал быть скромной, когда дело доходит до секса? Берите своего мужчину и дайте ему трахнуть вас, если вы оба этого желаете.
— Если он устоит и сейчас, — она оттянула халат вниз, пододвинув края выреза к самым соскам, — я подумаю, что он импотент, хоть знаю, что это не так.
Девушка в зеркале игриво улыбнулась и подмигнула.
23
— Уже всё готово?
Рома как раз наполнял свой бокал, когда сзади к нему кто-то прислонился и положил маленькие ладони на грудь. Тёплое дыхание чуть щекотало шею. Чьи-то руки скользнули вниз, прошлись по прессу и преодолели ремень, когда Рома заметил, что вино выливается через края.
— Ой! — Он вырвался из объятий Марии, поставил бутылку и тут же взял тряпку, чтобы вытереть налитое. — Пардон, я прошу прощения, не уследил.
Он не увидел озадаченного взгляда Марии и то, как она молча села за стол, сразу отпив со своего бокала. Но как только во рту растёкся до боли знакомый вкус, на её лице засияла улыбка. Женская улыбка с неподдельной искренностью в поднятых уголках губ. Что может быть лучше?
Когда Рома прибрался, сразу же сел на своё место, прямо напротив девушки в халате. По его скользящим вверх-вниз глазам Мария поняла, что он гадает, а есть ли что-нибудь ещё под этим халатом? Или там всё то, что даровано природой?
Ничего, дорогой. Совсем скоро сам всё узнаешь.
— А мы без еды? — В его голосе не было интереса — небольшая формальность, вот и всё.
— А зачем
