части человечества безделье равносильно голодной смерти. А поскольку люди вынуждены работать, значит, любой труд по определению является для них принудительным76. В 1830 году, перед тем как отправиться в Голландскую Ост-Индию и занять свой пост, ван ден Босх заручился одобрением короля на применение «системы принудительных культур», которой предстояло решить проблему нехватки рабочей силы, погубившую ранние эксперименты с плантациями, проведенные на Яве британскими торговыми домами. Подневольный труд 125 тысяч яванцев, осуществляемый под пристальным надзором европейских и яванских чиновников, обеспечил стабильное поступление тростника на частные сахарные заводы – и этот труд, как гордо заявлял ван ден Босх, обходился вчетверо дешевле, чем труд рабов в Карибском регионе77.
Свою принудительную систему культивации ван ден Босх рассматривал как комплекс временных мер, от которых предстояло постепенно отказаться, как только яванская экономика полностью монетизируется и достаточное число яванцев будут работать за жалованье. Чтобы ускорить этот процесс, колониальное правительство сделало так, что в начале 1830-х годов на Яву в огромных количествах начали поступать мелкие медные монеты. Главная задача была поручена полуправительственному Нидерландскому торговому обществу, которое, как мы видели в главе 5, играло ключевую роль в индустриализации яванской сахарной отрасли. Кроме того, это торговое общество делало процесс оплаты крестьянам более ликвидным, а также занималось морской транспортировкой грузов и проведением в Нидерландах аукционов, на которых продавались колониальные товары78. Во всем этом ван ден Босх располагал полной поддержкой короля Виллема I, которого в нидерландских исторических книгах называют королем-торговцем. Подобно хедивам в Египте и Наполеону III во Франции, этот нидерландский король открыто поддерживал агропромышленный капитализм как национальный проект и брал его под личную ответственность.
В то время как нидерландские гражданские чиновники в колониях выполняли роль надзирателей, принуждая местных жителей к выращиванию товарных культур для европейских рынков, сам процесс ложился на плечи традиционных яванских правителей и деревенских старейшин, которые постепенно становились частью колониальной бюрократии. В награду за службу они получали долю от выручки, благодаря которой могли довести до максимума производство товарных культур. Фермеров, владевших землей, призывали сдавать свои участки и рабочую силу в аренду за низкую плату, при помощи которой они, как предполагалось, должны были оплачивать свою земельную ренту. В теории, это была справедливая и приемлемая система. На деле же оказалось, что бремя принудительного выращивания распределялось по разным частям яванской глубинки неравномерно: в каждой деревне более зажиточные фермеры передавали работу множеству мелких и безземельных крестьян, которые именно от них и получали средства к существованию.
Многие маргинализованные крестьяне пытались уклониться от налагаемого на них бремени и обустраивали новые участки в менее густонаселенных областях Явы. В тех краях, где повинность была для крестьян особенно тяжела, наблюдались массовые миграции79. Часто они происходили втайне, поскольку яванцам не позволялось покидать пределы своего района без разрешения от деревенского старосты и колониальных чиновников. Разрешения на такие путешествия просуществовали до конца «системы принудительных культур», и любого, кого ловили без пропуска, ждало избиение ротанговым хлыстом или заключение в тюрьму. Более того, меры, принятые для того, чтобы принудить людей к исполнению повинности, проистекали из той же идеологии и той же циничной практичности, что и беспощадные законы против бродяжничества, принятые на Карибских островах и Маврикии после отмены рабства и призванные возвращать освобожденных людей на плантации80.
Принудительная культивация тростника на Яве привела к повсеместному дезертирству и встретила очень активный отпор. В некоторых случаях недовольные яванские крестьяне, для которых это бремя становилось слишком тяжелым, собирались толпами и шли к особняку министра-резидента (главы провинциальной администрации) – на Кубе о таком нельзя было и помыслить. Многие тростниковые поля полыхали из-за поджогов. Наказания и ночная стража не помогали: порой яванцы пускали огненные стрелы прямо над головами часовых, которых жестоко били за каждый поджог, случившийся во время дозора81. Несмотря на то что «система принудительных культур», в отличие от кубинской, бразильской и луизианской плантационных экономик, не предполагала систематической жестокости, насилие было ее неотъемлемой чертой. Эта система также стала причиной многих бед и даже смертей после того, как возделывание сахара – и даже в большей степени индиго – привело к голоду, который свирепствовал на Яве в середине 1840-х годов. Распространение болезней ускорилось по мере того, как принудительная культивация спровоцировала перемещения по всей территории Явы, например, в лагеря, созданные в окрестностях сахарных заводов, где в тесноте жили от одной до двух тысяч рабочих вместе с семьями. Ежегодная смертность на Яве была намного меньше, чем на сахарных плантациях Кубы и Луизианы, но «система принудительных культур», скорее всего, повысила общий уровень смертности на острове на 10–30 %82.
На самом деле колониальное правительство признавало, что существующая система производства сахара налагает непосильное бремя на земледельцев, возделывающих свои участки. В 1847 году, спустя три года после голодных лет, измучивших Яву, – и это не совпадение – вышло распоряжение о том, что для сахарных заводов, работавших по договору с правительством, обязательно установка вакуумного варочного котла. Это позволяло извлекать больше сахара из тростника и тем самым увеличивало производство продукции в расчете на акр земли при том же количестве затраченных усилий. Кроме того, колониальное правительство решило освободить крестьян-землевладельцев от повинности убирать сахарный тростник и обязало заводы использовать наемных работников, найти которых в то время было легче из-за стремительного роста яванского населения. В 1860-х годах выращивание тростника перестало быть повинностью – теперь это стало вопросом переговоров между владельцами заводов и окрестными деревнями83. Впрочем, к появлению того, что можно было бы назвать рынком свободного труда, это не привело, поскольку заводы не вели переговоры с отдельными земледельцами и не нанимали работников на индивидуальной основе. Процесс осуществлялся через деревенских старост и других представителей яванской знати, которые получали от заводов премию за каждого предоставленного ими работника и за каждый участок земли. Тем временем рост населения на Яве делал землю все менее доступной, и все более высокая доля дохода крестьян приходилась на сахарные заводы. По сути, уже в середине XIX столетия примерно 56 % работников, занятых в сельском хозяйстве и живших поблизости от заводов, имели жизненно необходимую возможность дополнительного заработка на сахарном предприятии84.
Яванская сельскохозяйственная инволюция
«Система принудительных культур» превратила Яву во второго крупнейшего экспортера сахара после Кубы. Решающим фактором в росте сахарного производства стало изобилие рабочей силы, вызванное сочетанием быстрого роста населения и способности голландских колонизаторов манипулировать экономиками деревень, а также задействовать местную элиту в эксплуатации колонии. Яванский сахар продолжал оставаться неотъемлемой частью деревенских экономик, в отличие от Карибского региона, где истощение почв,
