лапку лешака. Ульгось бережно прижал его к лохматой груди и шагнул домой, а мне оставалось только с завистью смотреть ему вслед. Ну, ничего, у меня тоже рано или поздно обязательно получится вернуться! Просто еще не время…
Я вошла в денник к лошади. Та никак на меня не прореагировала, продолжала, как ни в чем не бывало, жевать лежащее в углу сено. Но когда я остановилась рядом с больной ногой, кобыла подняла голову и стала настороженно прядать ушами. Чтобы упокоить и расположить ее к себе, я вытащила из пакета морковку и предложила Нунсони. Лошадь моментом подобрала лакомство с моей ладони мокрыми мягкими губами и боднула мордой руку, мол, «давай еще, не жадничай!»
— Красавица, ты позволишь себя осмотреть? — я дала беляночке очередную морковку и, пока она ею звучно хрупала, начала сканировать организм животного, прикоснувшись к теплому подергивающемуся боку.
Каково же было мое удивление, когда обнаружилось, что травма на хромающей ноге была небольшой и вовсе не основной! Лошадь имела серьезную проблему на другой передней ноге, и болячка тоже была связана с повреждением сухожилия, отягощенного сращением с соседними тканями. Но самое главное, травма была вызвана не растяжением, как сказали конюхи, а внешним ударом, приведшим к таким неожиданно тяжелым последствиям. Похоже, Гёнхи был прав, говоря, что все было сделано нарочно: кому-то явно не хотелось, чтобы лошадка в перспективе стала фавориткой, выигрывающей скачки. Надо бы узнать, кому эта красавица принадлежит, вроде прозвучало, что у хозяина много денег… Может, за лечение лошади я смогу получить неплохие деньги для Хёрин? Тогда мне не нужно будет связываться с тотализатором.
Разобравшись с диагнозом и проблемой, я стала насвистывать «Jingle bells», возвращая Ульгося к себе. За передней панелью денника послышалось сосредоточенное сопение. Я приоткрыла дверцу и выглянула наружу: из простенка торчал мохнатый зад лешака, который упираясь ногами, пытался вытянуть… мой рюкзак. По каким причинам тот застрял в портале — было не понятно. Я решила не вмешиваться, подождать, пока мой сосед сам разберется с возникшей сложностью.
Мохнозадый крендель выпустил рюкзак из лапок, поплевал на ладошки, потоптался на месте, видимо, стараясь покрепче упереться в пол, снова схватился за лямки и дернул, что есть мочи! Рюкзак выскочил из проема, но от напряжения лямки оторвались, и лохматый коротышка кубарем перелетел через центральный проход на другую сторону конюшни, крепко впечатавшись в дверь находящегося напротив денника. Я выскочила вслед за Ульгосем, подхватила его на руки, прижав к себе, и тут же стала снимать боль от удара, попутно успокаивая его трепыхавшееся сердечко.
Леший, испуганно зажмурившись и трясясь всем телом, прижимал к груди оторванные от рюкзака лямки. Почувствовав, что боль отступила, а сам он находится в крепких объятиях хозяйки, открыл глаза и шумно выдохнул:
— Ежели ишо чавой-то так тягати надость будеть, Ульгось ужо точнёхонько пузо надорветь!
— Не бойся, я тебя подхвачу и вылечу, — я от избытка чувств чмокнула лешака в нос, и он тут же отвел лупатый взгляд в сторону, икая от смущения.
— Ли чё ли, хозяйка не стремается Ульгося-то муслякать? Моя вестимо мужик… Таки стыдоба опосля Ульгося замаеть, коли Феечка моя так крепко обоймать будеть!
— Я же по-дружески, а ты мне не чужой! — я опустила лешего из объятий на пол и, забрав из его цепких лапок злополучные лямки, направилась за отлетевшим на приличное расстояние пухлым рюкзаком: что в него было напихано — я не вспомнила, а заглядывать поленилась. Вернувшись к деннику Нунсони, я поинтересовалась:
— Ты инфосенс Эолу отправил?
— Таки да. Моя слово держить!
— Благодарю. Теперь я спокойна. Дед не будет из-за меня переживать.
— Знамо дело, не будеть, — Ульгось важно кивнул и принялся открывать денник Нунсони. — Лошадку-то исцелила? Чавой-то больно квёлая…
— Нет еще. С болячкой определилась, но еще не лечила. Хочешь помочь?
Мы оба зашли в денник, притворив за собой дверцы. Леший со знанием дела осмотрел больную. Было интересно наблюдать, как он своими маленькими лапками задумчиво ощупывает копыта. Любопытно, что лошадь совсем не боялась лохматого целителя, а, наоборот, дружелюбно фыркала, периодически тычась губами и нежно пощипывая волоски на его косматой макушке.
— А ну, не балуй, белявая! Ишь, слюни пораспущала! А злобынь-то копыты́ знатно изломил… О-ох, тута запросто травкой-полевкой не поцелить, и надобное слово Ульгося не помо́гет. Хвороба дрянная да давняя. Феечка, кажись, токма твоя сила кобылку направит! — мохнатый врачеватель поднялся на ноги и вопрошающе на меня уставился.
— Я-то полечу. Только, может, лучше это ночью сделать? Ну, чтобы не помешал никто? Как думаешь?
— Ась? Чё ли Хозяйка спрошаеть думылки Ульгося? О-оо, аки Феечка моя уважила! Чаво же неть? В ночке спокойне́е будеть целить, — мой сосед от удивления ушам своим не поверил, что спросили его мнения, но, поняв, что я говорю серьезно, напустил на себя такой важный вид, сложив ручки-лапки на груди и закатив глаза к потолку, что я поспешно отвернула голову и прыснула в кулак, чтобы леший, не дай бог, не заметил и не обиделся.
— Тогда предлагаю разойтись по домам. А ночью, если ты мне понадобишься, я тебя позову.
— А Хозяйка тута дом маеть? — Ульгось отчего-то напрягся.
— Это не мой дом. У меня в этом Мире дома нет. Я одной девочке помешала совершить самоубийство, вот у нее и живу пока. Она нуждается в помощи, и мы только начали восстановление.
— Самоубилася? Таки развеча у ней уйма жистьней, чтоб убиватися, не спросясь дозволения Головы-то?
— Жизнь у нее одна, и живет она тоже одна, никто ей не помогает.
— А ежели Ульгось будеть помогати? И Хозяйке, и дитёнку неразумейному?
— Не такая она и маленькая вообще-то. Неразумная — это ты в точку попал. Что же, хочешь остаться со мной?
— Таки да, ежели Феечка дозволит.
— Видишь ли, какое дело, в этом Мире магия спрятана, а значит, я тебя не могу в открытую показать Хёрин. Если только ты опять котом станешь…
— Котом — дык котом, куды ж деватися-то? — леший смиренно вздохнул и снова стал рыжим котом.
Глава 11
В моем рюкзаке оказались деньги, оставшиеся еще с прошлого посещения Земли, про которые я совсем забыла. Так-с, неожиданно приятный бонус! Это были те самые, кровно заработанные в Токио, и сумма почти полностью сохранилась, потому что тогда до конца моего нахождения на Земле за все платил Ли ЁнХэ. Денег было не так много, как хотелось бы, но это уже хоть что-то.
Я включила телефон, выудив его с самого дна рюкзака из-под запиханных туда тапочек-зайчиков, пижамы
