не справлюсь? — вопросом на вопрос ответил Гюнтер.
— В первый раз вы были значительно увереннее в своих силах, обер-лейтенант, — в голосе Рихтенгдена послышалось беспокойство.
— Опыт, герр оберст. Тогда я не знал, с каким противником мне предстоит иметь дело. Вернее, вы, конечно, предупреждали меня, но одно дело слова, и совсем другое — звук пуль, пробивающих обшивку твоего самолета…
— Думаю, этот звук вы слышали не впервые, с вашим-то количеством боевых вылетов. Не думаю, что он мог вас испугать.
— Естественно. Только никогда раньше в мой самолет не попадали с такого расстояния первой же короткой очередью. Не обращайте внимания, герр оберст, это просто усталость. Я понимаю свой долг, и не собираюсь уклоняться от его исполнения.
Рихтенгдену решительно не нравилось настроение обер-лейтенанта, но выбирать ему все равно было не из кого — никто больше не имел уникального опыта управления ракетным перехватчиком в бою.
— На вас просто давит знание о том, что русский выжил после вашей атаки, — наконец, нашел нужные слова полковник. — Встряхнитесь, обер-лейтенант, вы свою работу сделали отлично, и ваше новое звание тому наглядное подтверждение. Русскому просто повезло, на войне и не такое случается. Отнеситесь к новому заданию, как к шансу поставить в этом деле точку. Я рассчитываю на вас, но это не так уж важно, а важно то, что сейчас наши солдаты стоят насмерть, чтобы остановить русские танковые клинья, рвущиеся к Вязьме. Если вы не справитесь, на них обрушатся новые ночные удары русской артиллерии и авиации.
— Я все понимаю, герр оберст, и готов выполнить любой приказ.
— Сейчас накал сражения достиг своего пика. Сегодня ночью русский обязательно как-то себя проявит. Возможно, как и в прошлый раз, он будет один, но скорее всего, стрелок прилетит в составе группы бомбардировщиков, как это было под Киевом. В этот раз мы лучше подготовились к отражению подобной атаки. Люфтваффе перебросило из Рейха еще двадцать ночных истребителей. Ваша результативная ракетная атака произвела на командование большое впечатление, и мы решили применить этот опыт на новом уровне. Помимо штатного бортового оружия, все «дорнье» и двухмоторные «мессершмитты» будут вооружены ракетами. Думаю, это станет для русских крайне неприятным сюрпризом.
* * *
Немцы нас засекли почти сразу. Не полагаясь всецело на нестабильно работающие радиолокаторы, они задействовали сеть звукоулавливателей, и наводили на нас истребители, подавая им световые сигналы с земли. Сложно, чревато задержками при прохождении команд, но хоть что-то взамен радиосвязи.
Временами по нам били зенитки, но точность их наведения оставляла желать много лучшего, и разрывы снарядов оказывали на экипажи ТБ-7 разве что психологическое воздействие.
— Капитан, поднимитесь на двести метров выше, — приказал я командиру экипажа и включил рацию, — «Филины», здесь «Крейсер». Справа в семи километрах девять ночных истребителей противника. Еще две группы по семь самолетов на десять и одиннадцать часов. Дистанция шесть и шесть пятьсот. Нас видят, идут курсом сближения. Заградительный огонь по моей команде после получения данных о высоте и скорости целей. Всем приготовиться.
Мы шли плотной группой. При таком построении мне легче было прикрывать все десять бомбардировщиков, да и их собственные пушки и пулеметы могли сказать свое слово на коротких дистанциях. Имелся, правда, у такой тактики и существенный недостаток — групповая цель гораздо удобнее для поражения ракетами.
Я приблизил изображение одного из вражеских истребителей, потом переключился на другого…
— «Филины», всем внимание. Начинаем маневр рассредоточения по высоте и курсу. Предполагаю ракетную атаку противника. Четные номера сто двадцать метров вверх, нечетные — сто двадцать вниз. Первый, пятый, шестой — восемьдесят вправо…
ТБ-7 спешно расходились, уменьшая плотность построения, но мы могли и не успеть — расстояние до противника быстро сокращалось. До ближайшей группы «дорнье» и «сто десятых» оставалось два километра.
Противник заходил снизу-справа, и я мог использовать только ракеты в поворотных пусковых установках. На земле и в испытательных полетах эти штуковины, вроде бы, работали неплохо, но полного доверия к кустарным изделиям аэродромных техников я все же не испытывал. Я вдавил нужные кнопки на пульте и почувствовал легкую вибрацию — запустились электродвигатели приводов наведения.
Дистанция километр двести. Залп! Восемь ярких точек с огненными хвостами уходят в темноту.
— Капитан, влево двадцать!
ТБ-7 плавно ложится на новый курс, в лоб одной из атакующих групп противника. Залп! Еще восемь ракет уходят с направляющих. Все, у меня осталось только восемь РС-82, нацеленных в заднюю полусферу.
Сейчас мой ТБ-7 выше всех — и наших и немцев, поэтому прыгаю вниз, к турельной пушечной установке, смонтированной вместо бомболюка. Успеваю увидеть, как в километре от нас в небе вспухают разрывы выпущенных мной реактивных снарядов, и тут же в ответ с разных направлений начинают мелькать десятки вспышек. Каждый ночной истребитель противника несет четыре ракеты — все те же реактивные снаряды от «небельверферов», адаптированные к режиму «воздух-воздух».
Вычислитель подсказывает, что по нам выпущено восемьдесят четыре реактивных снаряда. Должно быть больше, но, видимо, кому-то из немцев не повезло при взрывах моих РС-82. Так, прогноз траекторий… Вот же…!
— «Филины», маневр вниз влево! Немедленно!
Вспышки. Многие десятки вспышек вокруг. Увернуться успевают не все.
— «Крейсер», здесь «Филин-8»! Множественные поражения осколками. Четвертый двигатель выведен из строя. Пожара нет, но есть раненые в экипаже.
— «Крейсер», это «Филин-4». Пятый горит!
Эфир заполняют перекрывающие друг друга доклады о полученных повреждениях. Два ТБ-7 вываливаются из строя и, разламываясь в полете, устремляются к земле. Еще три машины повреждены, но пока летят.
— Сомкнуть строй! Всем вернуться на прежний курс. Открыть заградительный огонь. Направления укажу трассерами.
Одновременно с командой открываю огонь из пушки. Ощущения от стрельбы из ВЯ-23 совершенно непередаваемые. Десять снарядов в секунду! Самолет дрожит от отдачи и его начинает ощутимо сворачивать с курса. И это громадину-то ТБ-7! Теперь я понимаю, почему эти пушки не ставят на другие самолеты, кроме по уши бронированных Ил-2. Капитан Пусэп выравнивает машину, но я тут же меняю направление стрельбы, показывая остальным стрелкам, где противник.
Корпус ТБ-7 стонет и трясется. Не обращая на это внимания, я продолжаю вести огонь. Выбор пушки Волкова-Ярцева не был моей блажью. Я знал, что по нам будут стрелять ракетами, хоть и не предполагал, что пуск будет столь массированным, а значит, врага нужно было остановить на дистанции не менее километра. Для пулемета это слишком много, да и из ШВАКа с такого расстояния попасть в воздушном бою по самолету противника было бы сложно даже мне. У ВЯ выше начальная скорость снаряда и гораздо лучше баллистика. Здесь уже можно работать более уверенно…
Очередь!
