Книга София. В поисках мудрости и любви - Дэ Нирвакин

Когда дым рассеялся, он громко кашлянул, высунув язык наружу, провел рукой по вздувшимся венам на шее и выдохнул с некоторым облегчением. Он посмотрел на свои руки — они почему-то выглядели безобразно большими и… когтистыми. Судя по ним, ангельской внешностью этот Пурусинх не блистал. Более того, он был настоящим монстром! За спиной продолжала дымиться пустующая ниша. Очевидно, еще минуту назад там стояло каменное изваяние, в которое непостижимым образом вселилась душа Евгения. На это указывали дымящиеся куски разломившегося рельефа, украшавшего статую.

Выбираясь из космической черноты, его подсознание, скорее всего, перепутало направления двух зеркальных поверхностей и всплыло в иной реальности. Как бы то ни было, он вошел в каменное тело Пурусинха, и сейчас стоял перед своим двойником в облике ужасного божества, причем, надо признать, ему это даже нравилось. Много чего довелось ему повидать в сновидениях, но ничего подобного с ним еще точно не приключалось.

— Так это твое бормотание раздавалось у меня в голове?

В горле Пурусинха все пересохло, однако каменный скрежет в голосе прекратился, так что ничто не мешало ему больше вести разговор. Как много хотел бы он узнать от своего астрального двойника! Как много хотел бы он с ним обсудить на древнем наречии! По отдельным словам можно было предположить, что это была одна из разновидностей ведического языка, незамутненного письменностью и надуманными правилами, в которых выражалось стремление установить одно значение для каждого слова, один смысл для каждого корня, тогда как у них были тысячи значений и тайных смыслов.

— Царь Северных гор, прости Джанапутру за мольбы его! — не поднимаясь, отозвался двойник. — Долгие месяцы продолжалась аскеза моя и моления мои, дабы внять твоему совету. И вот, когда ты явился в ужасающем великолепии своем, трепет сковал сердце Джанапутры, и он не смеет больше смотреть тебе в лицо. Если я досадил тебе своей молитвой, ты вправе покарать меня смертью.

— Покарать смертью, это всегда успеется! — рассмеялся Евгений, которому совсем не хотелось кого бы то ни было карать, тем более, самого себя. — Раз вызвал меня, рассказывай, Джанапутра, в чем твои беды.

Евгений почему-то был уверен, что видит самого себя со стороны, а значит, и так знает все, что могло терзать душу Джанапутры. Но все оказалось не так, как он себе представлял.

— Что может быть хуже, чем царство без царя и царь без царства? — вопрошал Джанапутра. — Боль страданий омрачила весь мир после печальной кончины моей любезной матери Наянадхары, верховной жрицы Нагарасинха.

— Нагарасинх? — это слово разом воскресило в душе Евгения столько незабываемых впечатлений! — Ты хочешь сказать, что ты наследник верховной жрицы, что ты царь Нагарасинха?

— Царь, навеки изгнанный из Нагарасинха, — подтвердил Джанапутра, спокойно перед ним поднявшись.

Чтобы не выдавать свое волнение, сильное смущение и радость, Пурусинх, то есть Евгений, затронул когтистыми руками седую львиную бороду. Для него это было самой невозможной невозможностью и самой неожиданной неожиданностью — спустя столько лет оказаться в давно забытом сновидении и встретить здесь повзрослевшего сына. Как могло его подсознание запомнить все это? Зачем оно вновь направило его сюда?

— Так почему же тебя изгнали, Джанапутра, царь Нагарасинха? Может быть, ты был недостойным царем?

— А разве не видно? — Джанапутра приподнял руки, подбородком указывая на себя.

— Ах да, ты человек… — понимающе закивал Пурусинх и улыбнулся довольно мило, если учесть, что его пасть обрамляли острые, как сабли, клыки.

— Последний из рода ягуаров родился человеком. Возможно ли опуститься ниже? Царь Нагарасинха стал шутом и посмешищем. Нынче он собирает яблоки и садит огурцы для пропитания своего живота. В самом деле, было бы очень смешно, если бы скверные времена не настали в подлунном мире. Нечестивцы и темные силы правят по обе стороны океана, и никто уже не верит в Светозарную Истину.

— Не говори «никто», Джанапутра, ибо никто не может верить или не верить во что-либо, и когда говорят «никого нет», еще продолжают думать о ком-то, — ответил ягуароподобный Пурусинх. — Были дни, когда хранители Майятустра-дхьяны безраздельно правили этой страной. Они обладали величием и славой, и где они теперь?

— Как можешь ты радоваться нашему горю? Хранители Майятустра-дхьяны сдерживали еще большее зло и коварство, пока их не уничтожил Парамаджана! — от произнесения этого имени Джанапутра сжал кулаки. — Одни говорят, что он был ягуаром, другие говорят — человеком. Одни говорят, что я его сын, рожденный от противоестественной связи, другие распространяют вздорные слухи о том, что я был зачат и выношен моей матерью непорочно.

Внезапно царь Джанапутра выдохся. Он упал, как подкошенный, скрывая в песчаной земле слезы. Даже сам Пурусинх не знал, чем его можно утешить, и тогда он протянул ему руку и сказал:

— Встань, сын человеческий, в этом нет твоей вины. Всякая причина порождает множество следствий. Мы являемся причинами всех миров, и мы же — следствия этих причин. Развоплощение Майятустры стало причиной гибели хранителей Майятустра-дхьяны, а также причиной твоих несчастий, но это послужило и причиной твоего рождения. Что бы там ни говорили полулюдины, им никогда не постичь этой тайны.

— Тебе известна тайна моего рождения? — спросил Джанапутра, поднимая голову.

— В тайне твоего рождения сокрыта первопричина этого мира, а в ней сокрыты тайны многих других миров. Если не установлена первопричина существования всего сущего, борьба со злом будет порождать другое зло. Но если первопричина установлена, зло теряет свою силу.

Истощенный аскезой и многодневным чтением мантр, царь Джанапутра ухватился за лапу Пурусинха и поднялся, до сих пор не веря своим глазам, в которых отражался прославленный первопредок ягуаров. Он больше не ужасался этих острых клыков, которыми Пурусинх пожирал полчища врагов, и этих длинных когтей, которыми древнее божество пробивало насквозь грудные клетки даймонов Сатананты, разрывая падшие души в пламенеющие клочья.

Джанапутра, никогда не видевший своего отца, догадался, что это был он — его отец, дела и поступки которого всегда казались ему превыше всякого разумения. Он ощутил, что внутренняя сущность Пурусинха и его отец Парамаджана были одной и той же личностью. Временами он его ненавидел, а временами… считал единственным доступным подтверждением существования Всевышнего.

Обдумывая догадку об отце, Джанапутра внезапно решил спросить у Пурусинха напрямую:

— Мне ведь тоже не известна тайна моего рождения. Если нам не известны даже причины, которыми являемся мы сами, как установить