Книга Четыре палки в колесо - Джанет Иванович

Мы прошли по унылому узкому коридору в заднюю комнату. Помещение было наполнено дымом, здесь было шумно и полным-полно Красоток. Всего их было пятеро. Все одеты в различного вида кожаные наряды за исключением Сахарка. На Сахарке было кроваво-красное атласное платье, которое сидело на нем, как вторая кожа. Оно было короткое, тесное и столь гладкое спереди, что я бы подумала о вмешательстве хирургии. На нем был парик под Мэрилин, и в мои лучшие дни я не выглядела лучше. Я бросила искоса взгляд на Морелли, он явно онемел от той же очарованности, что испытала и я. Я снова обратила внимание на Сахарка. И тут-то меня осенило.

— Женщина в баре — это был Сахарок, — зашептала я Морелли. — Парик был другой, но я уверена, там был Сахарок.

— Ты шутишь? Он был прямо перед тобой, и ты его не узнала?

— Все случилось очень быстро, а в зале было темно и полно народу. И, кроме того, взгляни на него. Он просто великолепен!

Сахарок увидел нас троих, входящих в комнату, и вскочил на ноги, обозвав Салли неблагодарной шлюшкой.

— Боже, — произнес Салли, — о чем он толкует? Разве ты не цыпочка, чтобы обзывать тебя шлюшкой?

— Цыпочка — это ты, тупое дерьмо, — вмешался один из трансвеститов.

Салли сгреб свою упаковку спереди и сделал жест, словно подтягивал мошну.

— Я хочу поговорить с тобой наедине, — обратился Морелли к Сахарку.

— Ты тут никто, и говорить я с тобой не собираюсь, — заявил Сахарок. — Это раздевалка группы. Ну-ка, выметайтесь отсюда.

Морелли пересек комнату в три прыжка, загнав Сахарка в угол. Там они потолковали несколько минут, потом Морелли отошел.

— Приятно было повидаться, — сказал он, обращаясь к другим членам рок-группы, которые, сгрудившись плечом к плечу, стояли в неловком молчании.

— С тобой я позже поговорю, — бросил Морелли в сторону Салли.

Когда мы покидали Сахарка, все еще торчащего в углу, глаза его стали маленькими и блестящими, не соответствуя кукольному личику.

— Боже, — произнесла я. — Что ты ему сказал?

— Я спросил его, имеет ли он отношение к бомбометанию.

— И что он тебе рассказал?

— Не много.

— Он умеет преобразиться в красотку.

Морелли качнул головой от восхищения:

— Боже, в ту минуту я не знал, то ли мне хочется дать ему по морде, то ли попросить его о свидании.

— Мы останемся посмотреть на выступление группы?

— Нет, — сообщил Морелли. — Мы отправляемся на парковку исследовать «мерседес», а потом проверим Сахарка.

* * *

«Мерседес» был чист, но таков уж был Сахарок. Ни в чем не уступал Грегори Стерну[36]. Когда мы вернулись к дому Морелли, то обнаружили припаркованные перед входом две полицейские машины и толкущуюся на тротуаре небольшую толпу. Морелли припарковал пикап, вышел и подошел к ближайшему патрульному, который оказался Карлом Констанцой.

— Вот, ждем тебя, — сообщил Карл. — Не знаю, хотел ли ты, чтобы мы залезли в твое окно.

— Нет. Вечером все будет в порядке, а завтра я приглашу стекольщика.

— Сейчас поедешь или подашь рапорт с утра? — спросил Карл.

— Сделаю это утром.

— Мои поздравления, — обратился ко мне Констанца. — Слышал, ты беременна.

— Я не беременна!

Констанца приобнял меня и наклонился к уху:

— А хочешь?

Я закатила глаза.

— Ладно, но вспомни обо мне в случае, если переменишь решение, — сказал Карл.

К Морелли подошел старик в халате и толкнул его локтем:

— Прямо как в старые времена, а? Я помню, как дом Зигги Козака изрешетили так, что он стал похож на швейцарский сыр. Черт, скажу вам, вот были денечки.

Морелли прошел в дом, подобрал бомбу и отдал Карлу.

— Проверь на предмет отпечатков и закрой в шкаф. Кто-нибудь опросил соседей?

— Никаких свидетелей. Мы прошлись по всем домам.

— Как насчет машины?

— Еще не нашли.

Копы влезли в машины и разъехались. Люди разошлись. Я прошла вслед за Морелли в гостиную, где мы вместе встали, осматривая осколки, рассыпанные по всему полу.

— Я очень сожалею, — произнесла я. — Это все моя вина. Мне не следовало приходить сюда.

— Не переживай, — успокоил Морелли. — Жизнь такая скучная штука.

— Я могу съехать.

Морелли сграбастал меня за блузку и притянул к себе.

— Ты просто боишься, что проиграешь, и тебе придется платить мне пятьдесят долларов.

Я почувствовала, как расплываюсь в улыбке:

— Ну, спасибо.

Морелли наклонился и поцеловал меня. Потом просунул колено мне между ног, сунул язык в рот, и я заполучила волну жара, опустившую мой желудок дюймов на шесть.

Тут он отпустил меня и ухмыльнулся.

— Спокойной ночи.

Я моргнула:

— Сп’кночь.

Ухмылка стала еще шире:

— Попалась.

Я скрипнула зубами.

— Я иду спать.

— На случай, если соскучишься, я буду внизу. Собираюсь спать на диване сегодня, чтобы уж точно никакая зараза не вползла в окно и не сперла телевизор.