Я выключил диктофон с записью беседы. — Сколько можно чушь молоть, а? Мы оба знаем, что ты её пальцем не тронешь. Да и незачем — ничего ты от неё не добьёшься, потому как ничего она и не скрывает. Сам посуди: всё началось с того, что этот самый Альфред, кем бы он ни был, подкинул ей дезу насчёт Валуэра — будто бы он затеял что-то скверное в отношении моей персоны и именно ради этого вытащил меня с Белого Моря в Зурбаган. Она тогда вообще ничего не понимала и принялась действовать на голых эмоциях — ну, когда кинулась ко мне и уговорила удрать из Зурбагана. Помнишь, она проговорилась, что узнала о заговоре случайно, только перед той историей с «Гель-Гью»?
Ну да, было дело… — признал Казаков.
— Между этими двумя эпизодами прошло немало времени, месяца два-три, а она по-прежнему ни о чём не подозревала. И только после того, как канонерка впрямую атаковала нас на Фарватере — что закончилось очень скверно, — в её душу стали закрадываться сомнения…
— И что?
— А ничего. Даже когда заговорщики обсуждали при ней свои тёмные делишки, Дзирта уходила, или старалась не слушать. Шпионить, видишь ли, ниже её достоинства, не подобает морскому офицеру и вообще подло. И лишь когда ей стало известно — чисто случайно, заметь! — что ко мне собираются подослать то ли убийц, то ли грабителей — она решилась вмешаться. И едва не опоздала — если бы не мальчишка-фитильщик, меня бы скрутили прямо там, на пирсе…
— Дура. — сделал вывод Казаков. — Сопливая, сентиментальная дура.
— Не спорю. И расспрашивать девчонку дальше бессмысленно. Ясно ведь: всё, что имело хоть какое-то значение, она выложила сразу, остались пустяки, мелочи!
Пётр возмущённо хмыкнул.
— Ну, знаешьли! В таком деле любые мелочи имеют значение. Вот, к примеру…
— Не трудись, я тоже читал детективы. Вот увидишь, ничего интересного мы от неё больше не узнаем. Другое дело — Валуэр, этот наверняка что-нибудь накопает, дай срок. Он, видишь ли, здорово разозлился, когда выяснилось, что его втянули в эту пакостную историю — и намерен спросить с виновников по полной. И ведь спросит — связи у него в Зурбагане широчайшие, что по по линии Лоцманской Гильдии, что по многим другим. Наведёт справки, выяснит, где собака порылась, а мы пока присмотрим за Дзиртой, незачем ей путаться у него под ногами!
Казаков снова хмыкнул — на этот раз скептически.
— Опасаешься, что она сбежит в Зурбаган?
— Как? В Мир Трёх Лун будут ходить только «Клевер» и «Квадрант» — а ни мастер Валу, ни Врунгель даже на борт её не пустят, не то, чтобы взять с собой!
— Пётр покачал головой.
— Недооцениваешь ты эту девчонку. Смотри, как бы она нас не удивила…
Я пожал плечами. Спорить мне расхотелось, я охрип от непрерывных трёх — (нет, уже четырёхчасовых) разговоров, и мечтал только о стакане рома и мягкой постели — пусть даже в палатке, на охапке пальмовых листьев, под спальником. Пётр, похоже, верно оценил моё состояние, и не стал настаивать.
— Ладно, посмотрим… И последний на сегодня вопрос: как у Валуэра дела с расшифровкой, есть подвижки?
Я тяжко вздохнул — свербит, что ли, у человека? В его-то годы можно, кажется, научиться терпению…
— Валуэр отдал письмо своему знакомому, математику. — ответил я. — Вроде, тот что-то нащупал, но нужно ещё время, неделя, может две. Очень уж шифр хитрый…
— Хитрый…- проворчал Пётр — Знать бы ещё, сколько дней у него в неделе. А то — вдруг этот умник родом из какого-нибудь Внешнего Мира, где неделя длится суток десять, или даже двадцать, а сами сутки втрое длиннее наших? Я тут всякого уже насмотрелся, не удивлюсь…
III
— И в какой уже раз ты здесь? — спросил я. Гавань Зурбагана, подёрнутая лёгкой рябью, играла отражёнными звёздами, а лунная дорожка, протянутая от борта «Квадранта» к близкому берегу, шла зизагами всякий раз, когда мимо проходила какая-нибудь посудина. Я припомнил Мир Трёх Лун, который мы оставили несколько часов назад — и порадовался, что на небосводе Зурбагана «волчье солнышко» присутствует в единственном экземпляре…
Пётр закатил глаза к небу и принялся считать, шевеля губами и загибая пальцы.
— В пятый… нет, получается, что в шестой. Правда, вЗурбагане побывал лишь однажды, с тобой, в самый первый раз.
— Ну так и шёл бы сейчас с ними. — я кивнул на «Клевер», с которого в шлюпку грузились Валуэр и Врунгель. Прошвырнулись бы по городу, посидели бы в приличном заведении. Всё лучше, чем киснуть на борту!
С «Клевера» донеслась густая брань. Ругался Врунгель -бравый шкипер, похоже, успел принять на грудь ещё на борту, и теперь, чтобы преодолеть полдюжины ступенек штормтрапа, ему требовалась помощь механика Валдиса. Стоящий внизу Валуэр принял Врунгеля, пристроил его на банку. Валдис ловко спрыгнул в шлюпку, уселся за вёсла. Лоцман багром оттолкнул гичку от борта, и она заскользила к пристани — следуя почти в точности по лунной дороже. Пётр проводил их взглядом, в которым явственно читалась зависть.
— Не, я столько не выпью… — сказал он со вздохом. — Годы мои не те, вторую ночь подряд бухать…
Третью. — поправил я. Вчера пили отвальную с реконструкторами, а всю предыдущую ночь ты квасил с кожевенником.
— Вот и я говорю. — с готовностью подтвердил Пётр. — Печень — она, знаешь ли, одна, да и на старые дрожжи лить неохота, так и до запоя недолго. А оно мне надо?
— Не надо. — согласился я. Только насчёт годов ты зря — Валуэр с Врунгелем постарше будут, да и ты в последнее время недурственно выглядишь. Да что там, недурно — просто отлично! Словно лет десять скинул…
Что есть, то есть. — кивнул он. — Но я всё же останусь на «Квадранте». Днём я с удовольствием прогулялся бы по городу, по магазинчикам бы прошёлся, Гильдию
