души жалко Читру и других служанок, давно трудившихся во дворце. Она сказала девушке, что хочет отдохнуть, и попросила ту вернуться перед встречей со старшей махарани.
Служанка старательно задернула все длинные шелковые шторы — задача не из простых, ведь в комнате было шестнадцать окон. Оставшись одна, Первин отодвинула штору у стола и присела к нему, захватив рабочий блокнот, с которым ходила все утро.
Она медленно переворачивала разлинованные страницы. Наблюдения вчерашнего вечера были записаны небрежно, карандашом. Она тогда устала, да и писать при свече было нелегко. Сегодня она делала заметки в присутствии детей, мистера Басу и князя Сварупа. Они были вполне читаемыми. Весь вопрос заключался в том, какой вес придавать мнению людей, с которыми она переговорила: некоторые их соображения представлялись ценными, другие — очень сомнительными.
Нужно прописать аргументы, с помощью которых можно привести женщин к согласию. Но как это сделать, если мнения их отстоят друг от друга так же, как отстоят два дворца? Кроме того, непросто будет не выдать в разговоре своих подозрений, что одна из них пыталась ее отравить.
Свой любимый «Паркер» Первин вложила в держатель чернильницы, рядом лежала стопочка писчей бумаги с гербом Сатапура. Решительно поставила на листе текущую дату и написала два абзаца. Первый содержал ее рекомендации касательно образования махараджи и ее обоснования этих рекомендаций. Она подписала документ, скопировала текст на второй лист, но уже на маратхи. Потом написала третий текст, на английском, куда добавила подробности того, что случилось после завтрака, и высказанные Мирабаи подозрения касательно гибели Пратапа Рао. Это письмо предназначалось для глаз одного человека — Колина.
Все письма она вложила в конверты. На столе стояла коробочка с марками, на каждой — изображение махараджи Махендры Рао. Первин подумала: наверное, марки скоро отпечатают заново, с портретом нового махараджи, — а потом приклеила одну из них на конверт, адресованный Колину Сандрингему.
Вздрогнула, услышав стук в дверь. Позвала:
— Кто там?
— Это опять Читра! Простите, что мешаю вам отдыхать, но сейчас без десяти два.
Первин открыла дверь и поблагодарила горничную за предупреждение.
Читра тут же влетела внутрь, взглянула на нетронутую постель.
— Вы так и не отдохнули.
— Вспомнила, что нужно кое-что написать.
Читра посмотрела на конверты в руке у Первин, потом на «Паркер» в держателе.
— Вот бы мне научиться писать. Я бы тогда писала отцу в охотничий домик. Почтальоны, когда погода хорошая, куда только письма не развозят.
— Да, это было бы хорошо. Не могли бы вы закрыть дверь?
Читра повиновалась, Первин же села на одно из кресел, там, где накануне они разговаривали с Мирабаи.
— Вы ни в чем не провинились, — поспешила заверить Читру Первин, когда та подошла и встала перед ней, повесив голову. — Просто хочу вас порасспрашивать про историю дворца.
Читра пробормотала:
— Даже если бы я умела читать, кто б меня допустил к книгам по истории в комнате у Басу-сагиба.
— Вы упомянули проклятие. Можете рассказать поподробнее?
— Да. — Читра нервно покосилась на закрытую дверь, ведущую в коридор. — Но это долгая история, а вам через несколько минут нужно быть у раджматы.
Первин посмотрела на часы.
— Много времени это не займет, а мне нужно уложить волосы — утром же мы этого не сделали. Только не длинные локоны, как вчера, а обычный узел.
Читра покраснела.
— Сожалею, что утром не пришла. Я буду очень стараться.
Первин села за туалетный столик из слоновой кости, на котором стояло зеркало высотою почти в два метра.
— Я, может, буду с ошибками рассказывать. Знаю только то, что мне говорила мама. — Читра начала вытаскивать шпильки из волос Первин. — Все началось при покойном махарадже.
— Махарадже Махендре Рао? — уточнила Первин.
Она увидела в зеркале, что Читра покачала головой.
— Нет. При его отце, махарадже Мохане Рао, муже раджматы. В старые времена и князья, и слуги жили свободнее.
Первин подумала, что Читра просто неудачно подобрала слова.
— В каком смысле свободнее?
— Больше радовались жизни. — Служанка взяла щетку с серебряной ручкой, которой Первин пользовалась в путешествиях, и стала расчесывать волосы. — Мама мне говорила, что слуг было больше двухсот человек: целый город внутри дворца! Три шута всех развлекали, а еще было двадцать музыкантов и танцоров. Раджмата с мужем часто устраивали праздники, приезжали всякие вельможи.
— Звучит заманчиво, — заметила Первин. Гюльназ-то думала, что именно такое ее и ждет.
— Да. Но вот в чем беда: одна из танцовщиц влюбилась в покойного махараджу Махендру Рао, а он еще был совсем молодым — это было прежде, чем он взошел на трон.
Сердце у Первин забилось быстрее. Язад ведь намекнул, что Вандану планировали выдать замуж за махараджу Махендру Рао.
— А как звали танцовщицу?
— Мама не велит произносить ее имя, можно накликать беду. — Читра стала медленнее водить щеткой по волосам. — Махараджа был как раз в том возрасте, когда пора жениться. Плохо было, что у него связь с танцовщицей. А еще хуже, что она была от него беременна.
— Но у махараджей часто бывают куртизанки, а порой и больше одной жены.
— Но если махараджа еще не женат, семье его невесты такое не понравится. И потом, эта танцовщица была вовсе не молоденькая. Она такое уже проделывала с другими махараджами и вообще с гостями. Пыталась его поймать в ловушку.
Первин призадумалась. Могла ли Вандана быть этой танцовщицей? В таком случае никакая она не аристократка, в чем твердо уверен Язад.
— Мама говорит, что покойный махараджа тоже был влюблен в эту танцовщицу. Но оставлять ее во дворце было нельзя. Род мог прерваться, ведь у махараджи еще не было настоящей жены и наследника.
— А Мирабаи для него выбрало агентство, — вслух припомнила Первин.
— Да-да, — закивала Читра. — И его родители знали, что препятствовать этому браку нельзя.
— Ну… а при чем тут проклятие? — Первин вспомнила слова Родерика о том, что махараджа умер слишком молодым.
— Сегодня танцовщица была во дворце, довольная и здоровая. А завтра раз — и нет.
— Ваша мама считает, что ее убили?
— Может быть. Иначе разве бы она согласилась добровольно уехать, если любила махараджу? — Помолчав, Читра добавила: — После неправедной смерти всегда появляются призраки и проклятия.
Если танцовщицу убили, зря Первин придумала эту теорию про Вандану.
— А кто-то непосредственно видел, как танцовщицу убивали, рассказывал об этом истории?
Читра отложила щетку и серьезно посмотрела в зеркало.
— Ничего не могу сказать, потому что, как я слышала, танцовщица эта была не человеком. А духом, дочерью горной богини Араньяни. И в ее власти было наложить назар на здешних махараджей.
«Назар» —
