потекло вниз по горлу, согревая внутренности.
Приятно.
Не сразу, но приятно.
Отдаю пустую стопку Олегу, который взрывает хлопушку над нами.
— А теперь поцелуй влюбленных!
Что?
— Или первых попавших в сети, — ржет Олег, и обнимает попавшую в его руки Машу.
Наша отличница отталкивает его от себя и жутко краснеет. Мне показалось, что ее кожа приобрела оттенок бордово-красного. И может вот-вот бухнуться в обморок.
Олег же уперто не пускал девушку и поцеловал ее прямо в губы. Под напором парня девушка сдалась. И возможно немного ответила на его поцелуй.
— Вот видишь, Снегирева, поцелуи это вообще не страшная вещь, — отстранил ее от себя и с любопытством заглянул в ее лицо. — Или может это был твой первый?
Маша покраснела, толкнула в бок Белькова и убежала. Она вытирала руками щеки и расталкивала подростков в стороны, чтобы убежать.
— Олег, ты такой придурок, — Ян треснул по плечу брата. — Иди за ней. И успокой. Для девчонок что-то первое всегда важное.
— А ты откуда такой просвещенный? — вспыхивает Олег. — Может сам себя на место девчонок любишь ставить?
— Если бы это было так, ты бы знал.
Олег поворчал, но пошел за Снегиревой. Успокаивать.
— Не смотрите на придурка, — советует Ян. — Он путь прокладывал головой, вот и повредил ее немного.
Ян прошел мимо нас.
— Бельковы, — пафосно проговорил Глеб. — Они всегда такими были. Один натворит делов, а другой решает их.
Мы пошли в толпу. Глеб прокладывал нам путь, а я осматривала гостей.
Тут были все наши одноклассники. Арина приехала тоже, но с Ниной и с Ксюшей. Я хотела ей предложить поездку со мной. Но передумала. Незачем травить девушке душу, нашими с Глебом сплетенными руками.
А то в последнее время Глеб постоянно меня держал. Он не хотел отпускать меня даже на уроках. И поэтому, когда удавалось, он пересаживался.
Не согласился ехать один Денис. Как бы его не уговаривали. Он отрицательно махал головой и твердил: «Нет».
Пришлось нашим отступить. Все же Яров успел заиметь свою репутацию нелюдимого.
Мы прошли мимо Олеси, которая рассказывала группе девчонок новую сплетню. И мимо волейбольной команды Маркова.
Арсений тут же помахал мне. И тот другой. С яркой мимикой. К своему сожалению, я забыла как его зовут.
Матвей не подходил к нам, и Глеб помаленьку расслаблялся. Он тоже понял, что отвертеться нам от приглашения не удастся. Зачем нужна была вечеринка для Мрака мы не знали.
Я надеялась не для того, чтобы подставить еще как-то меня. Или показать в невыгодном свете Глеба.
Либо это было примирение?
Нет, не думаю. Слишком смиренно для Матвея. В нем точно нет такого качества, как смирения с чем-то либо.
Значит подстава?
Глеб отошел, чтобы найти нам напитки. А я осталась стоять около камина.
Живой огонь приятно согревал мои застывшие пальцы. Чтобы добраться в горы нам пришлось потратиться на такси. И одеться пришлось не по-летнему и даже не по-весеннему. Днем в горах было тепло. Но ближе к вечеру тут холодало. Мне пришлось отыскать теплую кофту и куртку, чтобы добраться до дачи в полной комплектации и без обморожения.
— Алмазов тебя случаем не бросил?
Едкий голос сестрицы. От него застывает кровь во мне. Я медленно поворачиваюсь в ее сторону и осматриваю.
— Нет, с чего это ему бросать меня.
Отворачиваюсь от сестренки и провожу по волосам. Все же я напрягаюсь. Я жду от нее подлянки. Может это, будет гадкое слово. А еще Света не поняла мое предупреждение. Она снова пытается добиться от меня реакции.
Не люблю реагировать на чужие провокации. Но иногда так трудно удержать язык за зубами.
— Да? — сомнение в голосе сестрицы. С издевкой. Что она хочет сказать этим? — Только почему-то твой парень общается с твоей подругой. А твоя подруга…
Ее палец с ярким красным маникюром со стразами указал направление. Я не хотя взглянула и сжала зубы до скрежета.
Там стоял Глеб, а рядом с ним Арина. Она столкнулась с ним и теперь краснела. Девушка пыталась вытереть салфеткой мокрое пятно, а Глеб… он отстранял ее. С улыбкой и какими-то словами. Но они вызывали у Арины приступ смущения. Она более нервно пыталась осушить пятно. И в какой-то момент Глеб схватил ее за руки и встряхнул. Она посмотрела на него, а он говорит. Проникновенно. Прямо в глаза.
И она заворожена.
Обжигающая ревность.
К нему. К ней.
Она лишает рассудка и здравого смысла. Она управляет мной похуже чужой намеренной провокации. А это лишает меня главного. Того, чего я дорожу больше всего на свете. Независимости.
Я зависима от своих чувств. Они поглощают меня.
И казалось бы невинный поступок любимого. Его попытка успокоить девушку. Вызывает во мне взрыв атомной мощности.
Я не слышу себя. Я не слышу своего подсознания. Разве это независимость?
Это зависимость. От чувств. От другого. То, чего я не люблю. То, чего я боюсь.
А еще жалость. Потому что Глеб бросает взгляд на меня. И он моментально меняется. На нем появляется та, самая улыбка. Только для близких. И это замечает Арина.
Ее личико искажается. На нем мелькает боль, которую она хочет скрыть. И мне тоже больно.
Жалость к другому — это тоже зависимость. Чувство вины — зависимость. Я не могу поступить по-своему без оглядки на другого.
Раздражение внутри губительно для меня.
Но меня больше всего раздражает не сами чувства. Не другие люди. А то, что я испытываю эти чувства. То, что я не чувствую свободу.
И они меня сжимают в рамки, которые я создала. Сама.
— Оо, а ей больно, — вкрадчиво прошептала Света. — Из-за тебя она страдает. Да не только она. Все. Но ей… единственная твоя подруга каждый день умирает. Когда видит тебя такой счастливой. И его. Только тебе скорей всего плевать. Как и всегда. Ах, да. Ты ведь смогла пережить реальную смерть близких. Так что на чужую сердечную смерть тебе наплевать. — ее яд патокой лился. Он обволакивал меня и попадал в нужные места. Мои руки задрожали и, чтобы скрыть это. Я сжала их в кулаки. А Света обошла меня с другой стороны и продолжила: — А еще твои родители. Они ведь умерли, потому что спешили к тебе. Ведь у любимой дочурки праздник. Первый показ. День рождение. Поздно ночью возвращались ради этого. А там… столкновение. — она сделала глоток напитка и взглянула оценивающе на Глеба. — А еще он. Алмазов ведь тоже мучается. Он понимает какого полета ты птица. И ждет, и боится. Ему хочется удержать тебя.
