На прошлогодних учениях русские пехотинцы наблюдали за стрельбой ракетчиков. Но, даже им стало страшновато. На учениях стреляли ракетами с отдельных пусковых установок. А тут с максимальной скорострельностью по врагу били полнокровные ракетные батальоны.
Боевые головки ракет несли по 600 граммов тротила и давали, разрываясь по нанесенным на их железные оболочки надрезам, по 140 осколков, весом по 30 граммов каждый. Боеголовки имели взрыватели ударного действия. Проведенные опыты показывали, что эти осколки сохраняли убойную силу на удалении до 200 метров, поэтому отклонения ракет от цели даже на 70 метров были не критичны. Каждую минуту на турецких позициях ярко вспыхивали разрывы и взлетали вверх фонтаны грунта. По 120 фонтанов в минуту. Даже разрываясь на некотором удалении от турецкого строя, каждая ракеты выбивала по десятку солдат. А взорвавшись в середине пехотного строя, ракета выбивала сразу несколько десятков.
Впрочем, до стоявших в некотором отдалении конных тамариотов ракеты не доставали. Русские по ним и не стреляли.
Не прошло и пяти минут с начала русского обстрела, как Осман-паша понял, что на его воинов неудержимо накатывается паника. Он скомандовал сигнальщикам атаку. Взвыли трубы. Конница, набирая ход, двинулась вперед через оставленные для нее проходы в пехотном строю. Забили барабаны. Пехота тоже пошла вперед быстрым шагом.
Генерал Оболенский отреагировал сразу. Верх взлетели красная, за ней две желтых сигнальных ракеты. Ракетчики артполка Потапкина перенесли огонь на конницу, выдвигающуюся с левого фланга.
Следом вверх взлетели синяя и две желтых ракеты. Ракетчики дивизии Быстрицкого начали обстреливать конницу, выдвигающуюся справа.
Как только турецкая конница сблизилась на три с половиной тысячи шагов, по ней ударили новыми цилиндрическими снарядами пушки. Хорошо обученные артиллеристы давали один выстрел в минуту. С трех тысяч шагов открыли огонь единороги. С двух тысяч шагов и те и другие перешли на стрельбу круглыми бомбами с фитильными взрывателями.
Турецкая конница несла огромные потери, но продолжала лавиной нестись вперед. Казалось, остановить ее не удастся. На дистанции в тысячу шагов открыли огонь залпами первые роты батальонов. После каждого залпа над первыми шеренгами конников как будто смерть взмахивала своей косой. Кони и люди падали под копыта следующих шеренг.
По команде ротных командиров первые роты отошли за спины товарищей. С двухсот шагов открыли огонь вторые и третьи роты стрелков. По такой густой массе всадников промахнуться было трудно.
А затем, пушки и единороги ударили залпом картечью со ста шагов. Первые роты приготовились метать гранаты. Однако, этого не потребовалось. До того, в азарте боя турецкие кавалеристы стойко выдерживали разрывы гранат и огонь пехоты. Но, залпа картечью в упор из 60 стволов они не выдержали. Кони сами становились на дыбы и сбрасывали седоков. Оставшиеся в живых останавливали коней, разворачивали их и пускались наутек. Из примерно двадцати тысяч пошедших в атаку кавалеристов уцелела от силы четверть. Остальные усеяли своими трупами и трупами лошадей все поле напротив обоих флангов русского войска.
Как ни странно, не обращая внимания на бегство конницы, турецкая пехота продолжала стойко идти вперед. Впрочем, избиение кавалерии видели только идущие в первых шеренгах и на флангах строя. А те, кто шли за ними в плотных шеренгах видеть этого не могли. Только слышали грохот разрывов, который заглушал крики раненых людей и ржание лошадей.
Когда турецкая конница начала ретираду, пехота приблизилась на две с половиной тысячи шагов. По команде командира корпуса ракетчики и артиллеристы перенесли огонь на нее. На этот раз русской пехоте стрелять даже не пришлось. Турки сумели пройти еще около тысячи шагов, а затем их охватила паника и они побежали. Так быстро, как могли. Бросая оружие и раненых товарищей. Обвинять турецких пехотинцев было вряд ли возможно. Мощь новых осколочных снарядов и их поражающая сила была просто фантастической.
Генерал Оболенский, обращаясь к окружающим его офицерам штаба, сказал:
— Честно сказать, господа, я даже удивлен стойкостью турок. Идти вперед под таким ужасающим огнем, это дорогого стоит. Даже не знаю, выдержали бы такое наши солдаты и мы сами…
— Думаю, все просто, — возразил начальник штаба корпуса полковник Устинов, — к грохоту пушечной пальбы и звуку разрывов гранат их приучают. А в плотном строю солдат не видит тех, кто уже получил осколок снаряда и умер. А потому, идет вперед. А тот, кто осколок принял на себя, уже никому ничего не скажет.
— Но ведь, вопли раненых они должны слышать? — попробовал возразить адъютант комкора капитан Меркуловский.
— При таком интенсивном артобстреле за грохотом разрывов они ничего не услышат, — ответил Устинов.
— Сигнал: пехотным полкам вперед, марш! — отдал приказ Оболенский. — Конной разведке — попытаться захватить знамена и командиров, пока у турок паника и неразбериха. Бегущая конница вполне могла затопать их штабы.
Разгром турок был полным. Взяли в трофеи 4 десятка орудий, 18 знамен, 8 тысяч пленных. Большинство пленных сдалось разведывательным ротам полков. Завидев приближающихся кавалеристов, турки поднимали руки и сдавались. Отстреливаться никто даже не пытался. Деморализация была полной. Однако, большая часть пеших турок разбежались по лесам. В относительном порядке сумели отступить тысяч пять конных. Он отступили в Плевну, а оттуда ушли по дорогам к перевалам, а также к Никополю и Свиштову. Захватить пашей не удалось. Слишком мало было русской конницы.
На следующий день русские без боя заняли пешеходный перевал Троян, а еще через день после короткого боя взяли гужевой перевал Араб- Конак. На Трояне встали в оборону два пехотных полка дивизии Потапкина, на Араб-Конаке вся дивизия Быстрицкого. Пехотный полки артполк дивизии Потапкина составили резерв командира корпуса.
Русские войска к 13 июня заняли все четыре перевала через Балканский хребет. Султан Махмуд, получив сообщения об этом, сделал совершенно логичный вывод о том, что русские, подтянув силы, собираются через перевалы вторгнуться на территорию Румелии, чтобы идти на Константинополь. Все турецкие
