сказал, что оплатит пансион, а после и обучение для Луизы. Более того, моя сестра будет записана в его воспитанницы. Всё это звучало заманчиво. Однако я знала, что Томас и Эшер уже давно покинули стены замка, разлетевшись по учебным заведениям. Поэтому не стоит и говорить, как в глазах света будет выглядеть мое возвращение.
И всё же…
Я часто делала всё для своих близких. Позировала Ротшильду, чтобы оплатить долги отца. Работала гувернанткой, чтобы позволить сестре хороший пансион и впоследствии образование. Но сейчас мне захотелось сделать что-то и для себя.
Потому что я поняла: если я и вернусь в Кеннет Кастл, то это будет не ради крыши над головой и комфорта. И вовсе не ради образования Луизы. Мы справлялись, учиться ей можно было и в Брайтоне. Нет… Я хотела вернуться к Артуру.
Гори огнем мнение общества. И даже то, что это решение впоследствии, наверняка, разрушит мою жизнь.
Итак, всё было решено. Промозглым октябрьским днем я, уже вместе с Луизой снова вернулась в Кеннет Кастл.
Не скажу, что все были рады моему возвращению. Многие слуги подумали то, что подумала бы и я на их месте. Но решение было принято, и я старалась не замечать косых взглядов. Хотя были и те, кто встретил меня с теплом и пониманием: такие как старик Листон. Я была рада не потерять его дружбу, несмотря на новые обстоятельства.
Артур держался молодцом, никак не пытаясь поломать меня или же принудить к тому, что для приличной девушки будет называться «падением». С самого начала он сказал, что хочет видеть меня в Кеннет Кастл исключительно как полюбившегося ему друга. Хотя когда мы обсуждали мой уход из замка, он рассказал, что леди Джулия не преминула кинуть ему в лицо всю ужасную правду о моем прошлом.
— Я искренне считаю, что вы не сделали ничего дурного. Поверьте, я знаю свет и видел людей, зарабатывающих на жизнь много более гнусными способами, — сказал лорд Кеннет.
Невольно мы оба подумали о мистере Прате. А затем я, сгорая от любопытства и некого озорства, никогда ранее мне не присущего, спросила, смотрел ли лорд Кеннет зарисовки господина Ротшильда, о которых шла речь.
Артур очень смешно покраснел и ответил, что да. Но он не видит в них ничего, кроме искусства.
Так, я могла бы спокойно и мирно прожить в замке до весны, когда Артур обещал пристроить подросшую Луизу в частную школу для девочек, а мне помочь с местом гувернантки у своих друзей, которые к этому времени собирались вернуться из Индии.
Хотя кому мы оба врали?
Я, всегда считавшая, что мне необходимо вести себя прилично, внезапно осознала, что больше не хочу придерживаться жестких рамок, установленных обществом.
Поэтому я сама пришла к Артуру. Глубокой ночью на третий день моего пребывания в замке. Он ждал меня, сидя в своем кабинете. Я точно знаю это, так как и книги, и бумаги, обычно занимающие его, были отодвинуты далеко в сторону.
В одной рубашке я подошла к его рабочему столу. Пламя свечей, горящих на столе, неровно дрожало. И я до сих пор помню взгляд Артура. Столь удивленный, будто он увидел привидение. Но едва я подошла к нему, его руки обхватили мой стан. Он усадил меня к себе на колени. Впился губами в мои губы. Так мы стали любовниками.
Дальше жизнь завертелась в безумном круговороте счастья. Очень скоро я осознала, что беременна. Артур обещал признать ребенка. Дать ему свое имя. И мне так хотелось в это верить.
Ближе к рождеству судьба снова свела нас с мистером Ротшильдом. Тот отдыхал, путешествуя по нашим краям. Артур пригласил его погостить в Кеннет Кастл, и Ротшильд согласился, сказав, что ему весьма понравилось гостить в замке, и он непрочь посмотреть на жизнь в Кеннет Кастл зимой.
Именно в это время художник сделал несколько набросков меня на фоне пейзажей Уэльса.
Артур тогда очень смеялся, заметив, что его жена годами мечтала заказать портрет у этого мастера, но у великого Ротшильда всегда было слишком много заказав, чтобы рисовать еще и леди Кеннет.
— Все дело в том, дорогой друг, — ответил тогда Ротшильд, — ч то я пишу не портрет человека, а его душу. И душа эта должна остаться навеки для потомков. Так зачем тратить мой дар на то, что безобразно?
Не знаю, чем именно вызвала гнев мастера бедолага-Джулия, но никто из нас в тот вечер не пытался уверить Ротшильда в ином.
А за несколько дней до праздника случился весьма курьезный случай. Мы с Артуром ходили на маяк Святой Марии. Погода была прекрасной. Мы наслаждались прогулкой и друг другом, как внезапно на маяке появился еще один гость. Любезный джентльмен выгуливал собаку, пользуясь редким солнечным днем. Он и Артур разговорились о последних новостях из Лондона, и вдруг новый знакомый попросил Артура представить ему его спутницу. Я готова была провалиться сквозь землю: ведь этот человек видел, как Артур целовал меня возле маяка! Ситуация была щекотливой. И в ней я могла казаться чужому человеку не лучше распутной девки.
Но к моему удивлению, Артур представил меня как свою жену-леди Кеннет. И здесь я даже не знала, что хуже! Горькая правда или такая сладкая, но ложь!
Джентльмен буквально напросился к нам на ужин, и когда мы вернулись домой, я вынуждена была рассказать Артуру о своих опасениях.
— Боюсь, я не твоя настоящая жена, Артур, — вздохнула я, — пожалуйста, не надо говорить людям подобных вещей.
— Ты предпочла бы, назови я тебя своей любовницей? — приподнял он левую бровь.
Я промолчала. Да и что тут можно было сказать?
Тут Артур подошел ко мне и, взяв мои руки в свои, сказал:
— Милая Гвендолен. Поверь, я уже всё давно решил для себя. Я попрошу развода с Джулией. И после этого ты станешь моей женой. Настоящей. Леди Кеннет. Какой и являешься на самом деле!
— Но, Артур, это будет такой скандал… — начала я.
— Перестань. Я люблю тебя. У нас будет ребенок. Скандал и мнение каких-то посторонних людей — ничто по сравнению с этим.
На рождественском ужине оказалось, что Ротшильд весьма близко знаком с нашим новым приятелем-мистером Вортелом. И после художник еще долго смеялся над ситуацией, которую сам же и назвал: «Одна маленькая ложь».
— Но помните, — сказал он нам, уезжая из замка, — даже одна маленькая ложь порой несет неотвратимые последствия.
Конечно же, Ротшильд был прав.
В конце весны родился наш сын-Сэлвиг. Артур был необычайно рад, и мир, который мы себе создали, казалось, стал ещесчастливее. Но радость никогда не приходит без горя. Вскоре после
