в ушах. Вцепилась в холодную ручку автомобиля и не могла заставить себя открыть дверь. Окно опустилось с тихим шорохом. Усталый, измученный, с синяками под глазами, небритый Арс глухо произнёс:
— Садись пока не замёрзла.
Ни поцелуев, ни объятий, ни привычных пикировок — ничего. Тишина, напряжение, невысказанные слова — вот что сейчас между ними. Он не поехал к себе. Остановился у первого попавшегося сквера, заглушив мотор. Разворачиваясь к ней, но в тоже время отдаляясь, прислонился спиной к двери.
«Нет, прошу! Арс! Не делай этого с нами!», — молилась про себя девушка, глядя на него широко распахнутыми глазами, подёрнутыми пеленой непролитых слёз. Огромные капли так и плескались не в силах перелиться через нижнее веко делая взгляд ещё печальнее, что резало Арса прямо по живому, не скальпелем — ржавым тесаком, затупившимся лет двести назад и столько же пролежавшим в сырой земле. Но он знал, что заслужил, даже этого было недостаточно для него. Особенно после того, что он сейчас скажет своей любимой синеглазой лисичке.
— Ли́са, так будет лучше.
— Нет, не говори этого. Прошу тебя Арсен…, - шептала девушка, не сводя с него немигающего взгляда. Время для неё остановилось, казалось она даже не дышала, чтобы не сделать ещё хуже, чем есть сейчас, чтобы ненароком не спугнуть чашу колеблющихся весов в плохую сторону своим неосторожным дыханием.
— Ли́са помолчи и дай мне сказать, — добавив строгости в голос, безжалостно отрезал Арсений, взгляд его заледенел, острыми сосульками впиваясь в истекающую кровью девичью душу. Добившись послушания, беспощадно продолжил:
— Ты слишком молода, чтобы понять, — но увидев, как девушка открыла рот готовясь возражать, он остановил её, подняв ладонь, — ты просто не можешь представить всего, поскольку никогда прежде не сталкивалась. Отсутствие жизненного опыта и юношеская импульсивность толкают тебя прыгнуть в пропасть, с одной лишь голой надеждой, что всё само собой образуется. Но в жизни так не бывает лисичка. Чтобы прыгать в пропасть нужна страховка, нужен парашют иначе банально разобьёшься. Ты не отдаёшь себе отчёт какую жертву готова принести. Но фокус в том Ли́са, что порой даже самые кровавые жертвы не окупают себя, становясь напрасными. И знаешь почему? — ответ ему был не нужен, возможно, мужчина и разговаривал-то сам с собой. — По одной простой причине лисичка — это не тот путь, ошибочный. Все принесённые жертвы оказываются бессмысленными, потому что ни в них изначально не было никакой нужды. Достаточно просто увидеть другую дорогу, на которой жертвоприношение в принципе не потребуется. Которая пока остаётся невидимой и кажется обыкновенной тропой. Но если ступишь на неё возможно она откроется для тебя широкой мощёной мостовой.
Последние слова подействовали на девушку эффектом встречи быка и матадора, к сожалению, для Ли́сы, она ощущала себя быком. Ярости много, а толку ноль — исход известен обоим.
— Как давно ты стал философом? — родовая память — попранная честь всех когда-либо брошенных девушек кипела в ней гневом, толкая на безумство, мешала здраво мыслить, но помогала не сойти с ума от отчаяния, — странно, что, когда ты спал со мной я не замечала в тебе желания подискутировать на тему разницы в возрасте и долбанных путей с дорогами.
Лицо Арсения исказила гримаса боли, но Ли́се было наплевать. Её душа пылала в адовом огне, испытывая жесточайшие муки.
— Знаешь, как твой поступок выглядит со стороны Арс? До банального просто. Ты — Трус! Я всё удивлялась, откуда в Виталике эта не присущая Грачёвым черта характера — трусость? Ни в тебе, ни в твоей первой жене я раньше никогда не замечала подобного. И решила, что некий далёкий предок вмешался и наградил Вита бракованным геном. Но всё оказалось гораздо проще, он твоя полная копия не только внешне, но и внутренне. Это ты трус. Вот и Виталька вырос таким же, как ты.
Ли́са видела, как потемнело лицо Арсения, она даже удивлялась про себя, что ему так долго удавалось сохранить хвалёное самообладание, выслушивая её оскорбления. Но попранное чувство собственного достоинства требовало немедленной сатисфакции, отмщения здесь и сейчас.
— Знаешь, пожалуй, я расскажу тебе историю, почему мы с Витом больше не друзья. Ты кстати никуда не торопишься? — спросила беспечно девушка, а внутри себя орала от ужаса. Это не может быть она! Это не Ли́са сейчас разговаривает с Арсеном, это кто-то другой! Она не может быть настолько хладнокровна, слова и мысли будто чужие. Но тело жило собственной жизнью, взятое под контроль неистовой злобой и болью, в ответ на подлое предательство и унижение.
— Я слушаю тебя лисичка, — выразил согласие мужчина и потянулся рукой было к девушке, желая оказать моральную поддержку, но она, сжавшись в комок отстранилась, теснее вдавливаясь в боковую дверь автомобиля. Мужчина с сожалением убрал руку и приготовился к дурным новостям. То, что Ли́са решилась рассказать о таком лишь под давлением обстоятельств, ясно говорит о том, что ничего хорошего он не услышит. Поэтому Арсений внутренне подобрался, готовясь к любым последствиям.
— После армии Виталик не давал мне прохода. Встречал, провожал, торчал каждую свободную минуту у нас дома. Поначалу я думала, что он соскучился после долгой разлуки. Что ему хочется окунуться и вспомнить прошлую беззаботную жизнь и помогала ему, поддерживала как могла, даже терпела его двусмысленные касания. Вскоре он стал злым, раздражённым, немного агрессивным даже, но всё-таки оставался самым близким для меня человеком после мамы. Я старалась переводить всё в шутку. Даже с Алинкой, как старая сводня, пыталась их свести. Однажды вечером мы возвращались из фотостудии, он меня провожал домой, стояло лето, и мы решили прогуляться пешком и по пути завернули в сквер. Но с Витом я не боялась ходить поздно одна, парень всё-таки, к тому же боксёр, в добавок после армии. Поэтому была уверена, что опасаться нечего. Он свернул в аллею без фонарей, но я не боялась за него и за себя. Вскоре он уселся на попавшуюся лавку и усадил меня. Вот тогда я и узнала, что моего друга Витальки больше нет, а оказывается всё это время парень был влюблён в меня по уши, жить без меня не может и теперь раз мы выросли я должна стать его девушкой.
Ли́са затихла ненадолго, а Арсений уже зная, что услышит дальше, побелевший от шока, готов был сию минуту идти и убивать голыми руками, рвать на куски своего поддонка-сына, которого сам же воспитал. Но история ещё не закончена, сжав пальцы в кулаки до побелевших костяшек мужчина глубоко дышал, усмиряя гнев. Его успокаивала только одна мысль, что
