– Так и сказала!
– Возьми, – таким же сухим тоном говорит Бойка, пихает мне цветы и отшагивает в сторону.
Пакет с моим подарком оставляет на письменном столе и выходит до того, как мне удается выдохнуть:
– Это мне?
Смотрю на закрывшуюся дверь, пока видимость не размыливается. Наклоняю голову, и слезы капают на темно-розовые бутоны. И правда, мне? За что? Почему? Буквально утыкаюсь лицом в ароматную и нежную массу. Старательно перевожу дыхание. Не замечаю, как бежит время, пока пытаюсь справиться со своими эмоциями. А когда Кир, такой же холодный, будто чужой, возвращается, неосознанно вздрагиваю.
– Поставь цветы и оденься. Поедем, покатаемся, – слышу над головой все тот же необычайно спокойный голос.
Только теперь мне еще и страшно становится. Вдруг он зовет, чтобы сказать, что все… Ошибся. Поспешил. С Кариной лучше. Легче. Приятнее.
Пока одеваюсь, уже умираю. Хорошо, что приходится повозиться с букетом. Вазы у меня нет, иду к девчонкам, чтобы одолжить. Пока разговариваю с ними, пока набираю воду, пока ставлю цветы и расправляю примятые листочки, Бойка терпеливо ждет. Осознает ли, что я намеренно тяну время? Пытаюсь отсрочить разговор, чтобы успокоиться. Может, зря вспылила? Он-то в чем виноват? Хотя виноват, конечно! Его ведь девушка! Вот не был бы с ней, никаких проблем и не возникло бы.
«Возникли бы другие…», – подсказывает разум.
Я отмахиваюсь. А потом протяжно вздыхаю и принимаю.
Кир не говорит, куда везет. Я не спрашиваю. Молчим всю дорогу, я и ее не отслеживаю. Смотрю в боковое окно, но не воспринимаю. Только после того, как двигатель глохнет, осознаю, что находимся на набережной. Не могу даже сказать, какой именно. Мне все равно.
Бойка поворачивается ко мне и требует, наконец-таки, вкладывая в голос какие-никакие эмоции:
– Говори.
Вскидывая к нему взгляд, рвано тяну воздух. Грудь резко поднимается и так же быстро опадает.
– Ты правда говорил ей… Хотел… Жениться? Все это? – сумбурно вываливаю я.
– Конечно же, нет, – вроде как не повышает голос, а по интонациям будто бы рявкает.
Может, я частично оглохла?
Внутри ведь бушует ураган. В голове, в душе, в сердце – везде топит на максимум. Что-то по-любому перебивает и заглушает.
– Ты ходил к ней сейчас?
Ревную. Ревную. Ревную.
Это все, что я способна чувствовать и понимать.
– Да, к ней. Больше она к тебе не сунется.
Меня резко перебрасывает на противоположную сторону. Другие переживания охватывают.
– Ты же с ней… Нормально говорил? Не угрожал? Не запугивал?
– Нормально. Не угрожал.
– А что именно сказал?
Бойка отводит взгляд. Думает. По ощущениям, слишком долго думает. Решает, можно ли со мной поделиться? Слишком личное? Я снова на другой стороне, где есть только черная ревность и ничего кроме. Я должна быть рассудительной – это моя суть. Я должна… На хрен мне сейчас не нужна рассудительность!
– Пусть это останется между нами, – выдает Кир после затяжной паузы.
– Между тобой и Кариной? – задушенно уточняю я.
Кажется, что кислород в салоне заканчивается. Он, черт возьми, во всем мире исчезает!
– Да.
– Что… Что за… Что за ерунда? – ревность вырывается наружу.
Голос от нее звенит и как будто ломается. Не ведаю, что творю, когда бросаюсь к Киру. Не осознаю, что именно сделать пытаюсь. Схватить, ударить, вцепиться ногтями, обнять… Он перехватывает мои руки быстрее, чем я успеваю что-то натворить, и дергает меня полностью на себя. С громким выдохом заваливаюсь. Разворот, рывок, тепло его тела под ягодицами, на груди, лице, руках… Новый вдох совершаю уже у его шеи. Бойка вжимает в себя, выдавая одним махом все эмоции, что все это время пытался сдержать. Чувствую их тактильно. Впитываю, как источник энергии. Трясусь, будто от воздействия тока. Чаще. Выразительнее. Сильнее. Трусь о его щетину. Жадными глотками собираю запах. Всхлипываю, наверное, впервые выказывая при нем все-все свои переживания. Наплевав на какие-либо принципы, комплексы и прочие стоп-сигналы, выдаю абсолютный максимум.
– Ты же говорил, что ты меня все… Меня!
– Тебя, – хрипло подтверждает Кир, не давая тишине возобновиться.
Без пауз сыплем словами.
– Говорил, что ее не любил!
– Не любил!
– А меня?
– Тебя!
– Йя-я-я… Твоя?
– Моя!
– Цветы?
– Тебе!
– Зачем?
– Затем!
– Зачем?!
– Да блядь!..
– Зачем?!
– Люблю!
Он кричит, я судорожно тяну воздух. Вместе выдыхаем – громко, протяжно, отрывисто. Знаете ощущения, когда ты очень-очень долго под водой находишься, задыхаешься, почти умираешь и в последний момент вдруг выныриваешь на поверхность? Я здесь. Он здесь. Над водой. Глаза в глаза. Воздух взрывается. Глотаем чистый огонь. Это так сложно, так больно, так мощно… Его глаза блестят. Из моих уже льется расплавленный воск.
Хочу что-нибудь сказать… Спросить: «Точно?». Потребовать: «Повтори!». Выпросить: «Полностью всю фразу скажи…» Боже, да хотя бы прошептать в ответ: «Я тебя тоже». Не получается. Не могу выдавить ни слова. Смывает волной. Падаю на Кира, когда он сплетает наши пальцы. Рыдаю взахлеб, когда сжимает крепко-крепко, перекачивая тактильно все свои чувства.
Внутри него так же бомбит.
А мне мало… Мало… Едва дыхание восстанавливается, торможу поток слез о Бойку. Надолго прижимаюсь губами к его горячей ароматной коже. Судорожно тяну кислород носом. А потом обрушиваю на Кира череду быстрых поцелуев. Он замирает. Кажется, что не реагирует. Но я-то чувствую, что он дрожит. Чувствую, как его пробирает. Чувствую – так сильно, так просто. Чувствую!
Быстро поднимаюсь к лицу. Бойка все еще не двигается. Даже когда к губам прижимаюсь. Лишь дыхание мое вбирает.
Резко размыкаю веки. Врываюсь в его глаза.
– Попробуй еще раз, – шепчу умоляюще. – Скажи еще раз! Пожалуйста, Кир!
Он медленно высвобождает руки. Осторожно стирает пальцами мои слезы. И выговаривает якобы спокойно:
– Центурион, – на самом деле с хрипотой и отчетливыми вибрациями. Дальше пауза, как точка в предупреждающем сообщении. Короткий вдох. Громкий выдох. – Я тебя люблю.
