class="p1">Старшая постояла с полминуты в задумчивости, потом отрешенно покачала головой, развернулась и пошла в лес, а другие роменки безмолвными тенями двинулись за ней. Н-да, ситуация! И ничего не поделаешь, не связывать же их! А если веревку не давать, так они в реку топиться пойдут. Такие вот здесь нравы дикие. Ну да ладно, по большому счету это не моя проблема — я предложил им вариант, они отказались… Ведь, если подумать, даже у меня для них нормальной жизни не было бы — замуж их никто теперь не возьмет и окружающие будут всю жизнь вспоминать об их неполноценности. Так что сопли долой и займемся более насущными делами.
Подойдя к раненному пленнику, который со связанными руками и ногами лежал на земле, я опустился рядом с ним на корточки.
— Как звать, какого рода-племени? — задал я стандартный вопрос пленному бандиту.
— Иди ты до рога! Ничего тебе не скажу, тварь ты поганая! — дерзко ответил тот басовитым голосом, — Хоть режь меня! — и разразился отборной бранью, видимо, полагая, что я со злости подарю легкую смерть.
Надо сказать, что у славян этого времени ещё не было известно слово из трех букв, которое любят писать на заборах их далекие потомки. Вместо этого обычно употреблялось слово «рог», и когда хотели кого-то грубо послать в дальние дали, то говорили именно так — иди, мол, до рога. Отсюда, видимо позже и возникло слово «дорога», которого в этом времени ещё не существовало. И слово «дорого» очевидно, того же происхождения. Однако меня больше озаботил не оскорбительный отказ разговаривать, а голос, неожиданно напомнивший мне встречу с разбойниками двухгодичной давности. Своеобразный, довольно-таки, голос, с другим не спутаешь, встретились значит! От осознания этого даже настроение немного поднялось, ранее опустившееся ниже плинтуса из-за девушек-суицидниц.
— Скажешь, дружок, скажешь, — я слегка похлопал бандита по забинтованной ноге, отчего тот застонал сквозь зубы.
— Стыр, — обратился я к так и стоявшему рядом мужику, — Отведи-ка других пленных подальше, чтобы они разговора не слышали!
— Ага, сделаем, — кивнул мужик, который мне начинал нравиться всё больше и больше, как кандидат на офицерскую должность — расторопен, исполнителен и психологически устойчив.
Не дожидаясь, пока они отведут пленных, я сунул кляп бандиту в рот, потом положил его руку на бревно и ударил по мизинцу рукоятью кинжала, раздробив фалангу. Бандит замычал и выгнулся от боли.
— Скажешь, — уверенно повторил я, — Ни один человек не может вытерпеть хорошего допроса, но раз ты пока молчишь, тогда продолжим.
После четвертого пальца я уже видел по глазам, что разбойник согласен выложить всё, что знает, но для надежности ещё немного поработал над его руками, после чего вытащил кляп и информация полилась рекой. Звали его Буремир из рода Отришей племени Локничей, относящихся к Древлянам. Был он ни много, ни мало, четвертым сыном племенного князя Мирослава. Правда, это родство ему не давало серьезных преимуществ, потому что рассчитывать на княжеский титул он мог только после смерти трёх старших братьев, да и то только в том случае, если на то будут согласны старейшины. Поэтому купеческая стезя юному княжичу показалась куда более перспективным способом обеспечить себе и своим будущим потомкам безбедное существование. Выпросив у отца некоторую сумму, Буремир занялся торговлей, но оказалось, что это не такое простое дело, как изначально виделось со стороны. Как ни странно, его все хотели обмануть — старались всучить некачественное зерно по высокой цене, доказывали, что предлагаемые им железные изделия никуда не годятся и должны стоить вдвое дешевле, чем он намеревается за них получить. Со временем, он, может быть и смог бы набраться опыта и начать хорошо зарабатывать, однако на третий год своей купеческой деятельности его караван попал в ураган на Днепре, потеряв почти половину своего товара, часть которого к тому же была взята в долг. Отец восполнять его оборотные средства категорически отказался, указав на то, что тот уже самостоятельный муж и сам должен решать свои проблемы. Оказавшись в сложной ситуации, юный купец решил, что можно восполнить убытки за чужой счет. В его команде подобрались парни, не менее жадные до наживы, чем он сам, и такие же беспринципные, поэтому предложение заняться кровавым промыслом, они восприняли с воодушевлением, и вскоре началась его разбойничья карьера, которая к моменту нашей сегодняшней встречи длилась уже три года. Буремир у себя в племени считался преуспевающим купцом, а на просторах славянских земель он был обычным разбойником, который вместе со своей ватагой лишил жизни около полутысячи человек, забрав себе их имущество. В ходе нашей задушевной беседы он вспомнил и нападение на меня, посетовав, что недооценил одного безобидного с вида подростка и взял недостаточно подельников для нападения. Также он подробно рассказал, где находится его основная разбойничья база, где ещё оставалось восемь бандитов, охраняющих его добычу, а потом и поведал про свой последний рейд.
Для постоянно возрастающих аппетитов кровавого бандита, с речного пиратства добычи было уже мало, так как купцы ходили караванами с охраной, а если кто-то на свой страх и риск плыл на одиночной лодке, то с такого болвана дохода было совсем немного. Поэтому Буремир решил рискнуть и провести сухопутный разбойничий рейд, пройдя со своей бандой по землям, разделяющим роменов и северян, между которыми давно уже были враждебные отношения, при этом он нападал на приграничные селения, рассчитывая, что пострадавшие будут обвинять в нападении своих соседей с противоположной стороны. Три дня назад они учинили разбой в деревне роменов, где перебили всех жителей от мала до велика, оставив только нескольких девок для забавы, и ушли с ними в безлюдную местность, чтобы отдохнуть и подлечиться — атаман разбойников был ранен в ногу и ему требовалось не менее пятнадцати дней постельного режима. Ну а дальше мне было всё известно.
Закончив с Буремиром, я опросил ещё двух разбойников, которых пытать не потребовалось — им было достаточно вида своего окровавленного и просящего пощады атамана, чтобы развязались языки. Получив подтверждение правдивости слов бандитского предводителя, я перерезал ему глотку, а двоих пленных решил пока оставить живыми и приказал их покрепче связать.
После того, как мы собрали трофеи, которые оказались довольно богатыми, и навьючили лошадей, я уже собирался дать команду на выдвижение, но ко мне обратился Стыр:
— Княже, надо бы тех девок похоронить, они должны бы уже управиться, а то марами станут, всем плохо будет. Жечь не будем, только головы отрубим да закопаем, этого хватит, чтоб не поднялись.
— Хорошо, — согласился я, — Пройдем сначала за ними следом, похороним,
