показало такую низкую, что моряки от него отказались. И теперь дура весом почти три тысячи пудов красовалась как памятник выброшенным на ветер огромным казенным деньгам.
Сыщики прошли мимо дома Лбова, где до сих пор жила его вдова. Не похоже было, что муж оставил ей капиталы… Потом они залезли на гору Вышку, увенчанную храмом и пожарной каланчой, и полюбовались сверху видами. Река, заросшие густым лесом сопки, колокольни пермских храмов вдали. Эх, лбовщина. Не дай Бог война вызовет к жизни призрак атамана и народятся новые идейные головорезы…
Питерцы спустились по тропинке, и Лыков сказал:
– Пора домой.
Губернаторский вагон прицепили к хвосту поезда, и сыщики с комфортом отправились в путь. Шикарное получилось путешествие. Кошко занимал отдельное купе с письменным столом, диваном и умывальником. Еще два дивана располагались в салоне, на них питерцы и спали. Там также имелись круглый обеденный стол и маленький ломберный. Задняя дверь в салоне была стеклянной, и Лыков часами сидел в кресле напротив нее, любуясь видами. Азвестопуло в это время обыгрывал губернатора в карты.
Во второй половине вагона находились два купе для сопровождающих, кухня, уборная и отдельное купе для проводника и прислуги. Кошко никого из подчиненных в столицу брать не стал. Так и ехали втроем. Камердинер Ивана Францевича Матвей умел хорошо готовить и фабриковал на кухне вкуснейшие завтраки и обеды. Ужинали путешественники на остановках в вокзальных буфетах.
Кошко много разговаривал со статским советником о своих заботах. Губернатор занимался мелким крестьянским кредитом, наделением мастеровых землей, упорядочением золотодобычи. Трудолюбивый, знающий жизнь, он пытался навести порядок в подчиненной ему губернии. Увы, власти Кошко на это не хватало. Особенно беспокоило его платиновое хищничество. Действительный статский советник пытался привлечь на свою сторону Лыкова, но что мог изменить простой сыщик? Поговорить в столице с Арандаренко? Накропать министру очередную записку? Добыча платины почти вся была в руках иностранцев. Построенный французами в Сен-Дени аффинажный завод мог переработать за год триста пудов этого металла. Урал по отчетам добывал на тридцать-сорок пудов больше, и тем не менее очисткой активно занимались также англичане и немцы. Откуда они брали металл, если ППАК скупала почти всю официальную добычу? Конечно, из контрабанды. Приезд сыщиков, разгром «пылесоса» Рудайтиса ничего не изменили. Они лишь расчистили место для прежних жучков из Тагила, и без того богатых. Фактически Лыков с Азвестопуло поработали на них и еще на анонимов из Петербурга. Требовалось обновить государственную политику, начать скупку «белого металла» казной по рыночным ценам. Ведь скоро война, платина потребуется военным. Пока же ее получали из-за границы, у того же Сен-Дени, поскольку мощностей единственного русского аффинажного завода в Тентелевой деревне не хватало. Продавали дешевое сырье, а покупали дорогой очищенный металл. Умнее было бы делать наоборот, однако власть привычно дремала…[107]
Так и доехали два сыщика и начальник губернии до Петербурга. На перроне пожали друг другу руки и простились. Больше они не встречались – через год Кошко вышел в отставку по болезни[108].
Глава 15
В Петербурге
Сразу по возвращении статский советник отправился к заведующему полицией. Джунковский принял его ласково, даже чересчур. Видимо, заказчики лыковской миссии остались довольны ее результатами.
Алексей Николаевич начал с того, что клад Лбова ему так и не удалось обнаружить. Судя по всему, его просто не существует. Генерал ответил, что сведения были предположительные, агентура тоже ошибается… На нет и суда нет. Зато удалось ликвидировать боевой отряд эсеров. Ну и попутно навести порядок на золотых и платиновых приисках. После этих слов товарищ министра достал из стола бумагу и зачитал ее вслух. Правление и акционеры Березовского золотопромышленного товарищества просят разрешить им наградить Лыкова и Азвестопуло денежной премией в размере: 5 000 рублей статскому советнику и 2 500 – его помощнику. Видимо, анонимы решили откупиться от сыщиков огромной суммой и заткнуть им рты. Чтобы не ходили и не рассказывали, кому не надо, про их мошенничества…
Надув щеки и распушив усы, Джунковский объявил:
– Считаю их желание оправданным и разрешаю вам обоим принять награду. Заслужили!
На этом доклад и закончился. Вечером в Департамент полиции пришел кассир-артельщик Лялинской биржевой артели и принес деньги. Сыщики расписались в получении, и Лыков немедленно вручил свою сумму помощнику:
– Держи. Не желаю марать руки их погаными сребрениками. Использовали втемную как…
И продолжил фразу с использованием слов толчковой ругани.
– А я возьму! – задорно ответил Сергей. – У меня лесных имений нет!
– У меня теперь тоже нет, – огрызнулся Алексей Николаевич.
– Так ведь были!
Азвестопуло и не рассчитывал, что командировка на Урал сделает его столь обеспеченным человеком. Ведь неожиданная премия, вместе с подарком Лыкова, составляла три его годовых жалования! Он давно уже играл на бирже и наращивал капиталы. Но делал это на средства шефа, который дал ему десять тысяч в долг без процентов. Теперь Сергей мог вернуть эти деньги и продолжить биржевые операции на свои. Кроме того, с разрешения Алексея Николаевича он прикарманил те шесть золотых самородков, которые обнаружил в дровах у Обергауза…
Коллежский асессор был настолько доволен, что даже угостил шефа обедом – впервые в жизни. Сыщики съездили на Каменный остров в «Бель-Вю» и хорошенько там напились.
Не только они ходили по ресторанам. В тот же день Гучков назначил встречу Вырапаеву-Рудайтису. Он выбрал «Торжок» на Большой Болотной. Респектабельный ресторан находился на отшибе и потому был удобен для тайных свиданий.
Мануфактурист прибыл с охраной, но оставил ее на улице. Не пожимая ему руки, бывший думец сразу перешел в атаку:
– Вы зачем захотели убить Лыкова?
– Мы что, об этом собрались поговорить? – скривился Рудайтис. – Поважнее разговоров у вас нету?
– Нету, – строго заявил Гучков. – А если продолжите дуть в ту же дуду, вам вообще не останется о чем говорить. Поскольку покойники не разговаривают.
– Что? Да я только пальцем щелкну, и его высокородие сыграет в ящик. Или вылетит из столицы.
– Слышал я эту песню, – все так же агрессивно продолжил октябрист. – Дам пять тыщ Распутину, и сыщика Лыкова пошлют исправником в Шенкурск… Не пошлют! Вы недооцениваете Алексея Николаевича. У него огромные связи в служивом мире Петербурга. Его знают и уважают во всех столичных ведомствах. У Лыкова высокая репутация, большие, всеми признаваемые заслуги. Он может договориться с кем угодно о чем угодно, особенно с военными, и его слову поверят.
– То-то лыковские приятели попрятались, когда его закатали в Литовский замок!
– Закатали, – признал Гучков. – Но что случилось потом? Много вы знаете случаев, когда ошельмованный человек вышел из тюрьмы, вернул себе права состояния, чин и ордена? Всё друзья. Если он вас завтра пристрелит, никто
