обещал вырезать ключников при первой возможности, но сейчас вас защищает слово моего цесаревича. Так что, если вам есть что сказать, я выслушаю. И вас не трону.
Не произнесенное «пока что» канцлер уловил. Я заметил это по чуть дрогнувшим векам.
— Что ж, в таком случае не буду затягивать, — проговорили он, жестом предлагая мне присесть.
Я занял место и скрестил руки на груди. Да, поза откровенного недоверия, но с чего бы мне доверять ключнику? Моя воля, он бы уже не дышал.
Бернар де Дамартен присел на краешек своего стула.
— Я знаю, что Хранители подбирают новое поколение, — произнес он негромко. — И знаю, что действия нашего общества настроили вас против нас. Однако же я готов на деле доказать, что могу быть вам полезен.
Я приподнял бровь. Такой откровенной торговли за свою жизнь я не ожидал. Впрочем, нужно отдать старику должное. Не каждый с его властью и возрастом может себе позволить склониться перед мальчишкой.
— Ваша матушка была уверена, что мы сможем договориться, Дмитрий Алексеевич, — сказал он в завершение. — И после всего, что я о вас узнал, я склонен с ней согласиться. Вы не стали врагом для рода великих князей Невских, хотя убили младшего сына Емельяна Сергеевича.
— Понятно. И вы рассчитываете наладить со мной настолько же доверительные отношения, как у меня с великим князем Невским? — уточнил я, приподняв бровь.
Канцлер кивнул.
— Именно, Дмитрий Алексеевич, — подтвердил он. — Я готов представить доказательства, что никогда не желал вреда вам лично, вашей семье или Русскому царству. Вы получите все записи наших разговоров с того самого дня, как я вошел в круг последователей Януса Двуликого. Однако вы ведь понимаете, что наше общество не однородно, и моя функция, как хранителя — всего лишь совещательная?
Я вздохнул, на миг прикрыв глаза. С одной стороны, вряд ли на тех записях было бы что-то действительно полезное. С другой — может быть, там отыщется нечто, с чем я смогу работать. Как ни крути, а именно ключники служили теми самыми руками, которые толкали прогресс на Земле.
Да, криво, косо, с множеством жертв. Но не извлекать совсем никакой пользы — это все равно что признать, что те жертвы были напрасны. А это неправильно.
— Предоставьте мне записи, господин канцлер, — проговорил я, открыв глаза. — Я изучу их и подумаю над вашей просьбой.
Бернар де Дамартен едва сдержал улыбку. Но тут же взял себя в руки, чтобы уточнить.
— Значит ли это, что вы, как высший администратор, также запретите другим Хранителям убивать меня, как остальных ключников? — спросил он.
— Полагаете, мне нужно обманывать вас? — вопросом на вопрос ответил я. — Господин канцлер, я не из тех, кто будет одной рукой принимать перемирие, а второй нарушать его. Думаете, я дам обещание, что не трону вас лично, а потом пришлю Хранителя, чтобы он забрал вашу жизнь? Никто вас не тронет, пока я не вынесу своего окончательного решения. Однако уточню: к обществу ключников вы больше не прикасаетесь, даже не дышите в ту сторону. А если нарушите это условия, считайте, что вы уже мертвы.
Бернар де Дамартен вздохнул с облегчением.
— Благодарю, Дмитрий Алексеевич, и прошу простить за сказанное ранее, я политик, и привык к тому, что в политике нет места честности, только выгоде.
Я кивнул, поднимаясь на ноги. Канцлер последовал моему примеру, но руки для прощания протягивать мне не стал. Он боялся меня, до ужаса, наверное, никогда в своей долгой жизни Бернар де Дамартен не был так напуган, как сейчас.
— У вас есть мой номер и адрес, господин канцлер, — произнес я. — Пришлете ваши записи как можно скорее. В Русском царстве сейчас будет объявлен траур, и любые официальные мероприятия будут отменены. Так что у вас появится время слетать в Париж и обратно…
Бернар де Дамартен покачал головой.
— Мне не нужно возвращаться во Францию ради доказательств, Дмитрий Алексеевич. Такие важные документы я всегда вожу с собой. И вручу их вам немедленно.
Однако, несмотря на заверения канцлера, ждать пришлось несколько минут, пока он ходил в смежные комнаты. Я в это время читал сводку «Оракула» по происходящему в Русском царстве.
И мне не нравилось то, что я видел.
* * *
Тверское княжество, Торопец, особняк боярского рода Мишиных.
— Борис, нам нужно серьезно поговорить, — заявил боярин, когда его второй сын вошел в кабинет. — Прошу, садись.
Молодой человек с длинными волосами, уложенными в хвост, кивнул и опустился в кресло напротив родителя. Боярин же несколько секунд рассматривал Бориса, в который раз отмечая, насколько второй сын не похож на Мишиных. Не та форма лица, не тот разрез глаз.
И все же он считал Бориса своим собственным сыном. И растил его именно так, воспитывал сам, передавая все возможные знания и навыки. К сожалению, не зря — старший брат Бориса, наследник, погиб при исполнении своего долга. И теперь уже Борису Николаевичу предстояло занять место отца, когда тот уйдет на покой.
Однако прежде чем это случится, боярин был обязан рассказать наследнику истину о его происхождении. Государь умер, мать Бориса тоже мертва, и хранить тайну Николай Петрович Мишин был больше не в силах.
— Я никогда не выделял тебя, — заговорил боярин, не сводя взгляда с наследника. — Ты всегда был и будешь членом рода Мишиных.
Борис вскинул бровь.
— Судя по твоим словам, отец, мне вскоре придется в этом усомниться, — заметил молодой человек. — И раз уж ты решил поговорить об этом после объявления о гибели государя, у меня не остается иных вариантов.
Николай Петрович кивнул с горькой усмешкой.
— Ты всегда был смышленым, Борис. Твоя мать и я согласились участвовать в тайне государя и царицы. Нас выбрали за верность престолу, — он снова усмехнулся и покачал головой. — Если бы я знал тогда, что эта верность отберет у меня все, что у меня было, никогда бы не пошел на эту сделку.
Борис слушал молча, не перебивая. Понимал, что отцу нелегко дается разговор, и бередить его душевные раны уточнениями считал излишним.
— Доктора взяли биоматериал царя и царицы и подсадили его твоей матери, моей супруге, — проговорил Николай Петрович. — Государь поставил условие: ты должен быть официально признан нашим сыном, получить достойное воспитание и образование. Взамен нам была обещана полная поддержка любых начинаний.
Борис Николаевич улыбнулся.
— Так вот, как мы отстояли завод на том суде? Государь вступился?
— Да, личное вмешательство Михаила II не позволило нам потерять наш завод, — подтвердил боярин Мишин. — И еще раньше, ты об этом даже не знал,
