задушу, я буду не я. Могу поспорить, с кем хотите! — сердито закричала Макбуле.
— Спаси Аллах, госпожа. Это очень опасные люди. У них есть оружие. Не пощадят вас, — на этот раз ответил Газали.
— Господа, госпожа Макбуле стала нам сестрой, а Масуме — дочерью, — вмешался в разговор Пучеглазый. — Надо нам заплатить ему какую-то сумму, чтобы можно было без проблем добраться. И об этом тоже следует подумать. Иначе нас могут просто высадить на полпути и взять более выгодных пассажиров.
— Повезет и без денег, да еще умолять будет, — сказала Макбуле. — Пусть лучше меня не злят. Что мне до таких идиотов, как он. Я буду играть, а вы, ребята, наблюдайте. Я сяду в машину рядом с этим козлом. Не бойтесь, далеко не зайду. Только скажу ему пару слов. Спою песню, потом немного плечико покажу, немного ножку, что мне прятать. Пусть эта малявка потягается со мной. Худосочная. Только моего пыла и мягкости будет достаточно!
— Что вы, госпожа, этого делать никак нельзя! — закричал Газали. — Нам жизнь еще дорога. По-моему, рядом с ним надо посадить госпожу Дюрдане.
— Что вы хотите этим сказать? — обиженно спросила Дюрдане. — А я что, не женщина? Как можно. Ты не обижайся, Газали, но ты, оказывается, образованный дурак.
— Прошу прощения, госпожа. Вы не так поняли.
Азми заливался смехом. Немного успокоившись, он сказал:
— Да, кажется, все же ей повезет!
Пока он это говорил, в разговор вмешалась Ремзие.
— Я сяду рядом с ним. Хотя я тоже женщина, но я не опасна.
— Да, дочка, оказывается, ты женщина! А мы-то думали, что ты мужчина. Что же ты нас до сих пор обманывала? — спросил ходжа.
Глава тридцать шестая
Дорога на юг, куда летели птицы, была закрыта для нас, и теперь мы уже держали путь на север.
Надежды добраться до Вана рухнули. Прежде чем попасть в Элешкирт, мы проехали Тахиргедиги, а после свернули на уже покрытое снегом шоссе. Наконец мы нашли узкоколейку. Теперь будем ехать без остановки. Завернувшись в мешки, мы находились на пути в Эрзурум. Было ощущение, что мы больше спасаемся не от зимы, а от уже известных нам дорог. По мнению Пучеглазого, мы могли на несколько дней задержаться в этом городе. Однако все мы волновались, что от пережитых трудностей и усталости не сможем играть хорошо. По привычке мы покорились судьбе: «будь что будет». Что предначертано, то и свершится. А пока мы сидели в грузовике и мечтали как можно скорее попасть на юг.
Каждый раз, когда мы проезжали новый город или поселок, ходжа, прикрывая глаза, говорил:
— Опять придется возвращаться сюда, а так хочется новых мест. Не будем терять вкус к прекрасному!
Молнией мы проносились по многим местам. Тем, кто хотел остановиться и задержаться там, мы говорили: «Снова приедем сюда». Однако на недавно проложенной новой дороге мы увидели мост, который вел в Пюлюмюр, и остановились. Мост затерялся в тумане, и перед нами открылась страшная картина. Азми чуть не упал в обморок. Потом, обозревая горы Мунзур, мы снова вышли на дорогу, что вела в Эрзинджан. Мы решили, что приедем сюда уже весной или летом.
С головокружительной быстротой мы преодолевали горы и реки Средней Анатолии. Наш путь лежал на юг.
Сидя в кузове среди ящиков кислого винограда и защищаясь от ветра и дождя брезентовым покрытием, несколько дней наш грузовик медленно полз в гору. Мы понимали, что теряем драгоценное время.
Все наше внимание было сосредоточено на Дядьке. Ремзие, положив его голову себе на колени, укачивала и поила его из бутылочки молоком, как ребенка и давала по ягодке виноград. Дядька болел. Время от времени внезапно у него развязывался язык, и он начинал говорить, словно пластинка, которую завели. Наверное, ему виделись его родственники или далекая деревня.
Ходжа, обращаясь ко всем, кто проявлял сочувствие к Дядьке, восклицал:
— О Аллах! Уготовь и мне такой конец, такую смерть!
Он, как и все, хотел иметь крышу над головой, свой очаг, чтобы было с кем помечтать при свете зажженной с приходом вечера лампы. А еще ходжа мечтал, чтобы его жизненный путь не продлился слишком долго.
Печаль и тоска нашла на всех. Газали присел на корточки и, закрыв лицо руками, заплакал. Вслед за Газали зарыдал Доктор, а потом и Горбун. Мы их, как могли, успокаивали. Немного погодя, на одном постоялом дворе, из хворостинок и веточек мы развели костер, и тогда все понемногу начали приходить в себя. Наконец мы добрались до какого-то приюта. Мы не представились вышедшим нам навстречу жандармам. На этот раз мы с Азми начали играть свои роли. Женщины нарядились в лохмотья. Они выглядели как местные. Чтобы напугать Газали, мы предложили загримировать их под старух. Для этого сожгли бутылочную пробку и пеплом нарисовали на лицах Масуме и Мелек морщинки.
Но ходжа, увидев их покрасневшие от мороза лица и блестящие озорные глазки, закричал:
— Клянусь Аллахом, теперь они стали еще опасней. Они как молодые девчонки! Им только губы накрасить, и все. Тогда держите меня. Раньше курдов к ним приставать начну. — А потом вдруг сказал мне: — Если вдруг будут приставать к нашим девочкам, мы, конечно, их защитим. Но Азми могут ранить, Газали побить. А потом наших девочек на наших же глазах…
Становились очевидными его ненормальные скрытые помыслы.
Дрожа от удовольствия, он смотрел на меня и, вдруг испугавшись, неожиданно произнес:
— Можешь говорить обо мне все, что хочешь. Все будет мало. Да, я аморальный. Я просто бессовестная скотина. Однако прошу, поверь мне. Это только на словах. Это лишь воображение… сны… Так, дурачество одно.
Ох, этот ходжа!..
* * *
Зима действительно застала нас в дороге. Теперь без какой-либо надежды, мы проезжали по селам. Среди нас были и те, кто торопился.
— Нет, мы должны остановиться и привести себя в порядок. Ведь мы не похожи на других бродячих артистов. У нас есть мастерство! И мы ничего не должны пропускать на своем пути, — говорил нам Пучеглазый.
Он уже стал настоящим импресарио. По дороге или там, где мы останавливались, он, не переставая, собирал информацию о местах и людях. На пути нам попадалось большое количество бродячих артистов. Это целиком было связано с запретом на трансляцию классической турецкой музыки по радио. Труппы становились малочисленными: два, три человека, а то и совсем распадались. Словом, дороги оживились. Среди путешественников находились и такие,