года…
— И прекратились, как только он сел, да? — уверенно сказала я.
Синцов подтвердил.
— В мае он убивает Артемьеву, садится. Приговор — в июле 1980 года. С середины мая уже никаких нападений на девочек нет.
— Ну, само по себе это ни о чем не говорит, — пробормотал Лешка. — Сколько ему дали за убийство?
— Восемь лет. Отбыл от звонка до звонка, вышел в восемьдесят восьмом, еще на зоне прибился к «кемеровским», вот и стал организованным преступником. А в девяностом сел, сами знаете за что. За пальбу в кафе «Вечерок». Пять лет.
— Так. А дальше?
— Что «дальше»? — Синцов повернулся ко мне. — Дальше — тишина.
— И где он сейчас? Николаев?
— Вот об этом история умалчивает, — развел руками Андрей. — Ты же видишь. Я собрал все, что мог. Справка о местонахождении — «сведениями не располагаем».
— Что значит — «не располагаем»?! — завозмущался Горчаков. — Должны располагать! Или он живой — тогда давайте место жительства. Или помер — тогда дату, когда помер, сообщите.
— Как ты хорошо все излагаешь! — ернически восхитился его кореш Синцов. — Все правильно, только в справке написано то, что написано. «Сведениями не располагаем».
— Бардак!
— Согласен, старый. Бардак. Вон, есть только последняя зона. Освободился по УДО — и все. Канул.
— Дай-ка мне адреса посмотреть, — попросила я Синцова, и он, поняв, что мне нужны адреса квартир, куда неизвестный преступник, предположительно — Николаев, заходил вслед за девочками в 1980 году, полистал бумаги.
— Вот, пожалуйста. — Он вытащил машинописный листик, аналитическую справку по серии разбойных нападений с проникновением в жилище, сопряженных с изнасилованиями несовершеннолетних. — Но тут тебе, Маша, акростихи не обломятся. Я уж сам крутил и так и сяк, и даже фамилии девочек пробовал складывать. Ни-че-го.
— Жаль. Ну ладно. Я особо-то и не рассчитывала.
— Почему это? — ревниво спросил Горчаков.
— Потому, — ответила я. — Ты с нами к Катушкину не ходил…
— Так я бы пошел. Меня не звали, — откликнулся Лешка.
— Ты себя в гостях вести не умеешь. В общем, Николаев — Механ, судя по тому, что я про него узнала, не из тех, кто будет просить о помощи, мол, остановите меня, люди добрые…
— Все равно не понял.
— Он отморозок по натуре, ясно? Такой не будет испытывать раскаяния и жалеть жертву после того, как совершит в отношении нее преступление. И не захочет, чтобы его кто-то останавливал.
— А другой интерпретации буквочек, складывающихся в кличку, ты не допускаешь? — стал теоретизировать Лешка.
— Нет, не допускаю. Буквы, складывающиеся в кличку, вообще любой намек, который может указать на виновное лицо, можно интерпретировать только как крик о помощи, просьбу остановить того, от кого исходит это послание.
— А по-моему, это ерунда, — уперся Горчаков. — А если это почерк? Своеобразная подпись? Мол, знай наших?
— Нет. Почерк — это другое.
— Хорошо, а ты не думала, что этими буквочками твой Скромник хочет указать вовсе не на себя?
— А на кого же, Леша?
— На кого? — Горчаков прищурился. — На того, кто все это время стоял с ним рядом. Кто приходил с ним в секс-шоп и кто его в конце концов убил.
Я призадумалась. Ох, как бы нам сейчас пригодился тут Катушкин; а то мы опять зайдем в тупик, пытаясь объяснить, почему все-таки Скромник выбирал не потерпевших, а улицы, из первых букв названий которых складывается слово МЕХАН. Ведь рациональное зерно в Лешкиных рассуждениях есть: кто-то действительно все время стоял рядом с преступником. Какова роль Мистера Икс во всем этом?
— Так вот, если он хотел указать не на себя, а на другого, это никак не противоречит жестокой натуре и отсутствию раскаяния.
— Стоп, господа! — поднял руку Синцов. — Сдается мне, что вы уже запутались в двух временных слоях. Вы не забудьте, что Леха Николаев, хоть и жестокий отморозок, свои дела творил почти тридцать лет назад. И никаких посланий нам не оставил. Оставил другой, молодой, сегодняшний. А вы пытаетесь действия этого, молодого, объяснить, апеллируя к чертам характера Механа-старшего…
Он сказал — и осекся. Мы все переглянулись.
— Андрюша, ты понял, что сказал? Нам надо срочно искать детей Механа! — Я даже вскочила от возбуждения. Передо мной уже нарисовалась в ярких красках картина: сын Николаева в возрасте пяти лет наблюдает сцену убийства собственной матери, и не может забыть этого. Став взрослым, он повторяет действия отца: убивает некоего господина, который, по странной ли случайности или не случайно, был виновен в нападениях на малолетних девочек по схеме, отработанной его отцом много лет назад, и отрезает ему голову. Черт! Я же забыла про областные обезглавленные трупы…
Если бы мне попалась в руки золотая рыбка и предложила загадать желание — хотя бы одно, а не три, я бы попросила меня клонировать. Пусть бы в таких ситуациях, когда не разорваться, а очень хочется, потому что надо все успеть, одна Швецова ехала бы в областной морг, вторая — в районные прокуратуры смотреть архивные дела, третья рылась бы в записях детских домов, а четвертая тихо-мирно варила бы суп дома у плиты. Но рыбки мимо не плавают, ни в метро, ни в тюрьме, ни у нас тут, в прокуратуре. Так что придется обходиться одной Швецовой и одним Синцовым. Ну, может, Лешка еще поможет.
— Может, сначала поищем самого Механа? — при распределении заданий предложил Горчаков.
Миляга Алексей Евгеньевич не бросил друзей в трудную минуту и считал себя обязанным помочь, чем может, несмотря на то что дела к нему никакого отношения не имели. Впрочем, он заявил, что это формально дела ему не поручены, а сам он чувствует себя ответственным, раз так жестоко прокололся на улице Хохрякова.
Мы с Синцовым согласились, что это резонно — в смысле, поискать Механа. Во-первых, он может знать, где его дети — хоть и не считающиеся официально его сыновьями, а все-таки родная кровь. Вполне возможно, что он поддерживает с ними отношения. И, во-вторых: есть смысл поговорить с ним насчет эпизодов с девочками; дело прошлое, срок давности сто лет назад истек, и сейчас ему ничего не грозит, так что, может быть, он и приоткроет завесу тайны над теми преступлениями. Надо, кстати, у Катушкина спросить, считается ли, согласно его теории, репрезентативной ситуация, если аналогичные преступления повторяются родственниками, так сказать, в одной семье, в качестве семейного дела.
Но вот где же нам было искать Механа? Перетряся все добытые Синцовым бумаги, мы нашли всего два адреса, имевших отношение к Николаеву. Это квартира, где он жил с гражданской женой Артемьевой и детьми и где Артемьева была убита. Наведаться туда
