белесые облака тоски с редкими примесями синевы страха, но это уже их не касалось. Теперь их путь лежал в Руферон.
Руферон находился на северо-востоке в трех днях пути верхом, где находилось ближайшее отделение паладинов. Если кто и обладал полной информацией об Орде, так это Братство. Знать о ней больше, чем остальные, могли и те, кто ожидал ее вторжения, но Фелис не черкнул и пары слов о местоположении других некромантов, к тому же встревать в подобного рода неприятности было рановато. Так что сначала следовало посетить отделение Братства, в архивах которого хранились записи об Орде, да и разузнать о силах самих паладинов не помешало бы.
В отличие от Къярта, пребывающего не в лучшем расположении духа, Райз выбросил из головы произошедшее со Стевом сразу же, как только опустился в седло откровенно застоявшегося Клыка. Он наслаждался жизнью. Сжав ногами подвижные бока грива, он полной грудью вдыхал травяной запах проносившихся мимо лугов; купался в солнечных лучах, даже не замечая полуденной жары. Его звали открывшиеся просторы, и он хотел объять их все. И чем быстрее он гнал грива вперед, тем больше ему хотелось. В Республике, где каждый клочок земли стоил дороже золота, негде было развернуться. И никто бы не отпустил наследника Первого мага праздно шататься по улицам. В те же несколько коротких дней в Огнедоле, что он добирался до обители друидов, он был слишком юн и слишком горяч, чтобы заметить ставший далеким горизонт, осознать всю его ценность — ценность именно для него.
Клык на полном ходу врывался в полноводные ручьи, поднимая фонтаны брызг, стремглав взлетал на холмы, в один прыжок преодолевал глубокие овраги, с удовольствием разделяя одержимость своего всадника.
Райз сдерживал зверя только тогда, когда жжение в руке начинало слишком уж досаждать. Клык переступал с лапы на лапу, крутился на месте волчком, лающе порыкивал, требуя продолжить скачку и не дожидаться Къярта.
Райз не стал просить того не отставать. Его вполне устраивало вырываться вперед в относительном одиночестве, так же как Къярта устраивало плестись позади.
Всему было свое время, и Райз не торопил его — совсем, как завещал Фелис. Къярт имел все основания, чтобы ненавидеть Фелиса за то, как тот поступил с Ашшей, но не Райзу с его прошлым было судить некроманта за подобное. Если бы не дурацкие интриги на тему «высшей силы», Райз и вовсе не питал бы к тому особой неприязни.
Они остановились на ночлег у черты, где каменистые холмы вгрызались в кромку леса; расседлали и отпустили гривов на охоту.
Костер трещал хворостом, и его тепло, запах дерева и вяленого мяса из сумки, показались Райзу лучшим букетом, что он вдыхал за всю жизнь. Пусть они с Къяртом и потратили целый час на то, чтобы выполоскать одежду, иногда он все же улавливал нотки разложения, но такой мелочи было недостаточно, чтобы испортить вечер. Это, конечно, был не первый его вечер под звездным небом, но именно сейчас, вдали от поместья Фелиса и всего, что как-либо могло его ограничить, Райз чувствовал себя абсолютно свободным.
— Как насчет еще одной беседы? — предложил он и поболтал в воздухе рукой. Ему было о чем еще спросить Фелиса, кроме «высшей силы».
— Нет, — ответил Къярт, и вокруг него зажглось пару розовых огоньков.
Райз вздохнул.
— Я понимаю, что у тебя нет причин любить Фелиса, но он все же некромант, а ты…
— Я знаю, — Къярт перебил его и раздраженно тряхнул волосами. Он часто так делал, когда начинал выходить из себя, но, наверняка, и сам того не замечал. — Я знаю, — добавил он спокойнее. — И понимаю, что его знания могут быть полезны. Но сейчас не хочу его видеть. Ты можешь не упоминать его хотя бы пару дней?
— Могу, — Райз подобрал лежащую рядом палку и пошевелил угли в костре.
Он знал, что Къярт успокоится раньше, чем через пару дней. Парень сохранял угрюмое спокойствие до последнего и вспыхивал лишь когда все становилось совсем из ряда вон плохо, но после быстро остывал. Во всяком случае со злостью дело обстояло именно так.
Райз не стал продолжать разговор.
За целый день они не перекинулись и парой слов — Къярт вообще не отличался разговорчивостью. И пока он был далек от эмоциональной устойчивости — внутри, а не внешне — не стоило без лишней на то надобности расшатывать и без того шаткое равновесие.
Прежде Райзу не доводилось засыпать на расстеленной на траве шкуре. А вот просыпаться от крика уже стало обыденностью.
— Извини, — виновато произнес Къярт.
Он сидел по другую сторону от потухшего костра; его рука замерла на затылке, там, где должна была находиться печать-метка Ашши. Вернувшийся с охоты Коготь лежал рядом и смотрел на хозяина полуприкрытым глазом. Клык недовольно пророкотал и вновь улегся, положив морду на шкуру, где до этого лежала голова Райза.
— Опять кошмары? — Райз не стал спрашивать, все ли в порядке с Ашшей. Если бы было иначе, вокруг Къярта разливалась бы синь, а не серебристый туман.
Къярт кивнул.
Райз посмотрел на наручные часы. Шел третий час ночи.
— Сможешь уснуть?
Къярт взглянул на слипшиеся от пота шерстинки шкуры и отрицательно покачал головой.
— Ну ладно.
Райз поднялся с нагретого места, поежился от лизнувшей спину ночной свежести, подхватил котелок и направился к ручью неподалеку. Собрав на обратном пути ветки, он развел костер, бросил в воду несколько щепоток чая и поставил котелок на огонь.
Къярт сидел под боком Когтя и изучал созвездия.
— Ты сказал, что не даешь неосторожных обещаний, — в задумчивости произнес он.
— Сказал.
— Но при этом пообещал Ашше остановить Орду. Ты не можешь быть уверен, что нам это удастся.
Райз усмехнулся и опустил взгляд на две жестяные кружки для чая, что держал в руках.
— Есть такие вещи, которые должны быть сделаны, и ты их делаешь. Неважно, возможно это или нет. Ты должен, и ты делаешь. Так что победа над Ордой, считай, уже свершившийся факт. Сейчас вопрос только в том, какую цену нам придется за это заплатить.
Райзу надоело разглядывать кружки, а Къярту — звезды, и их взгляды встретились.
— Как ты умер? — в лоб спросил Къярт.
Никак не ожидавший подобного вопроса, Райз удивленно приподнял бровь.
— Ты знаешь о моем прошлом куда больше, чем я о твоем. Я не могу сравнять счет?
— В драке. Это было в драке, — Райз улыбнулся.
Назвать его последний бой битвой не повернулся язык. Не столько из-за пафосного звучания слова, сколько из-за того, что в битве принято
