быстро собрал вещи.
— Что-то случилось? — недоуменно посмотрела на меня Лариса Николаевна.
— Ну, что вы, — жизнерадостно улыбнулся ей в ответ. — Просто не буду больше вас стеснять.
— С Машкой поссорились? — нахмурился хозяин дома, сообразивший, что вместе со мной исчезнет источник халявной выпивки. — Вот же тварь…
— Прощайте, господа, граждане и, если есть, товарищи! — закончил я, укладывая вещи, после чего сел сам и велел кучеру трогать.
Чем хороша Москва времён НЭПа, так это обилием гостиниц на любой кошелёк или вкус. Для партийных деятелей и заграничных гостей имелись «Метрополь» и «Националь», ставшие «Домами Советов». Для приезжих на заработки крестьян — ночлежки, а представителей среднего класса и творческой интеллигенции ждали различные заведения от превратившейся чёрт знает во что «Савойи», до небольших частных гостиниц. В одной из таких я и остановился.
В провинциальном Спасове этот трёхэтажный доходный дом, несомненно, назвали бы особняком, но в столице нашей родины он до такого звания не дотягивал. Тем не менее, недвижимость являлась вполне приличной, с водопроводом, канализацией и печным отоплением. Каким-то невероятным образом этот осколок прежней жизни не был не то что конфискован властью победившего пролетариата, но даже не подвергся уплотнению трудовым элементом и теперь в нём располагались «Меблированные комнаты Сахарова». Во всяком случае, на вывеске было написано именно так.
— Чего изволите? — изобразил почтительный поклон рослый швейцар в самой настоящей, хотя и изрядно потёртой ливрее.
— Номера есть?
— Как ни быть, — воскликнул работник сферы обслуживания, с первого взгляда оценив мою платёжеспособность, и тут же подхватил одной рукой чемодан, второй — саквояж и непременно нашёл бы, чем взять футляры с музыкальными инструментами, если бы я его не остановил.
— Аккуратнее!
— Как будет угодно!
Внутри нас встретил не менее любезный портье и, узнав о цели визита, тут же вызвал коридорного, чтобы тот показал мне будущее пристанище.
Самые лучшие состояли из двух комнат, обставленных хорошей мебелью и отдельным санузлом. Стоило это великолепие полтора червонца в день. Однокомнатные, с туалетом и душевыми в коридоре, обходились в два раза дешевле. Были и совсем простые, в мансарде, но туда я даже не пошёл.
— Как с насекомыми? — строго посмотрел на сопровождавшего меня человека.
— У нас такого не водится! — поспешил заверить меня слуга.
В общем, после недолгого раздумья, пришлось остановиться на среднем ценовом сегменте. Если дела пойдут лучше, можно будет подумать о переезде в другие апартаменты. Лучше всего в другой гостинице.
А пока, надо было позаботиться о хлебе насущном. То есть, о сольной карьере. Денег, конечно, будет меньше. Всё же мадемуазель Куницына обладает прекрасным голосом, не говоря уж о том, что красива. С другой стороны, трат тоже меньше.
— А как же Марья Георгиевна? — удивленно поинтересовался управляющий одного из ресторанов, когда я пришёл договариваться о выступлении в их ресторане.
— Скоропостижно, — подержал драматическую паузу, — вышла замуж!
— Шутник вы! — облегчённо вздохнул тот. — Но всё же, согласитесь, досадно. Публика у нас в основном мужская, им было бы приятно видеть на сцене даму. Тем более такую!
— Увы, чего нет, того нет!
— Что же поделаешь. В таком случае, могу предложить вам ближайшие среду и четверг. Если ваше сольное выступление понравится посетителям, то можно будет поговорить о более длительном контракте.
— А вы, значит, сомневаетесь, причём настолько, что не дадите выходных?
— Кто, я⁈ Да, боже упаси! Нисколько не сомневаюсь. Однако же, к негативному варианту готов быть должен. Профессиональная, знаете ли, обязанность.
— Сколько за выступление?
— А сколько соберете с публики — всё ваше! Ну, и стол, конечно же, самый наилучший.
— Вы издеваетесь?
— Никоим образом!
— Всего доброго.
— Погодите, — смешался на мгновение никак не ожидавший моего ухода управляющий, фамилию которого я так и не запомнил. — Вы куда?
И поняв, что я не собираюсь возвращаться и униженно просить, заорал вслед уже безо всякой вежливости.
— Ну, и ступай себе! Много вас тут таких…
Чтобы сообщить мне об этом, он даже не поленился выбежать из скрытого за стойкой «личного кабинета» и, продолжая брызгать слюной, достиг выхода…
— Товарищ Северный? — узнали меня в собиравшейся зайти компании молодых людей и сопровождавших их барышень. — Вы будете здесь выступать?
— Никогда! — принял картинную позу. — Слышите, вы? Никогда моя нога не переступит более порог этого гадюшника!
— Да что случилось то?
— Вы ещё спрашиваете⁈ Раньше я всходил на сцену как на Парнас, а теперь как на Голгофу!
Если честно, хотелось добавить, что внутри этого заведения окопались, по меньшей мере, агенты Антанты, но в последний момент всё же сдержался. Сейчас, конечно, время не такое суровое, как в Гражданскую, но всё же не совсем травоядное. Так что, я просто ушёл, всем своим видом показывая, как мне неприятно дышать одним воздухом, с… этими нехорошими людьми!
Судя по тому, что молодежь отправилась вслед за мной, демарш вполне удался, и, по крайней мере, части клиентов они лишились. С другой стороны, ваш покорный слуга тоже больше сюда не попадёт. Впрочем, трактир этот, к счастью, далеко не единственный. До ближайших выходных всё равно, что-нибудь найдется.
Как бы ни хотелось мне обойтись без серьёзного разговора с Машей, избежать его всё же не получилось. И встретились мы, как и следовало ожидать, в одном из ресторанов, где я всё-таки нашел работу. Так, ничего особенного. Два червонца за вечер, плюс чаевые и, разумеется, кормёжка. Ну, и непонятно как вспомнившаяся песня:
Моя Марусечка,
Танцуют все кругом,
Моя Марусечка,
Попляшем мы с тобой.
Моя Марусечка,
А всё так кружится,
И так приятно, хорошо
Мне танцевать с тобой одной. [1]
Никакого особенного подтекста я не вкладывал, просто вспомнилась песня, подходившая по стилю. Не знаю, написал ли её уже Пётр Лещенко, но в Советской России он практически неизвестен. Так что…
Песенка, что называется, публике зашла. Фокстроты сейчас в моде, а уж если ещё и про любовь… кроме того, немного добавляет пикантности мой разрыв с Куницыной. Что произошло в действительности, никто не знал, а потому изощрялись в распространении слухов разной степени бредовости. К слову сказать, дамы меня не просто жалели, но и готовы были утешить. Вот и сейчас.
— Господин, Северный, — нарисовался рядом со сценой официант. — Вас просят подойти в отдельный кабинет.
— А пуркуа бы
