Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
Испанская арена
Как подчеркивает авторитетный испанский историк Хулиан Касанова в своей трезвой оценке краткого периода цветения и последовавшего за ним кровавого падения демократической республики, гражданская война в Испании, начавшаяся вследствие мятежа против демократически избранного правительства, не была той войной, которой подходило бы простое определение конфликта между фашизмом и демократией{101}. Им она тоже являлась, но в рамках этой войны велось много других войн, и некоторые из них имели долгую историческую родословную: война ради разрешения глубоких социальных конфликтов, вызванных сложной химией отношений внутри первого по-настоящему демократического режима в испанской истории; война как часть классовой борьбы; религиозная война между силами обскурантизма и модернизации; идеологическая война вокруг понятий нации и отечества; война антагонистических политических взглядов, которая велась в международном контексте, характеризующемся кризисом демократии и угрозами слева и справа, чьими символами стали коммунизм и фашизм.
На выборах 1936 г. в Испании убедительную победу одержал Народный фронт. Его официальная программа звучала безобидно, но господствующие классы прекрасно понимали, что массы, обеспечившие эту победу, желали социальной революции, которая навсегда преобразит страну. В полном соответствии со всем ходом испанской истории начал зреть заговор генералов, опиравшихся на поддержку олигархического блока. Их цель была проста – упреждающая контрреволюция.
Мятежи против Народного фронта в армейских казармах в июле 1936 г. спровоцировали восстания рабочих в Мадриде, Барселоне, Сантандере и подавляющем большинстве других крупных городов Испании. Они сопровождались созданием автономных институтов: рабочих советов и крестьянских коллективов. Говоря прямо, эти шаги носили не только оборонительный характер. Это было заявление о намерениях, подкрепленное впечатляющей демонстрацией силы. Конфедерация анархистских профсоюзов в Барселоне (НКТ)[130] и соответствующая ей организация социалистов в Мадриде и на севере страны (ВСТ)[131] осуществляли верховную власть рабочего класса на заводах, в населенных пунктах и в бригадах. В этих зонах у центрального правительства не было никакой власти. В течение короткого периода – девяти месяцев – в Испании существовало настоящее двоевластие, единственный пример подобного рода на Западе. В Economist с надеждой писали: «События больше напоминают Париж 1848 и 1871 гг., чем Москву 1917 г.», благополучно закрывая глаза на то, что от 1871 г. путь вел прямо к Москве 1917-го. Это было прелюдией к народной революции. Отсюда и военный мятеж.
Черчилль смог заметить, что это не повторение Всеобщей стачки 1926 г. в Великобритании, а революция, за которой стояли промосковские социалисты и коммунисты, а в Каталунье[132] – антисталинские коммунисты и анархисты. Вместе с большинством европейских консерваторов, а также обоими фашистскими диктаторами Черчилль поддержал контрреволюцию, облаченную в военный мундир. В Москве Сталин был обеспокоен тем, что в Европе не было ни одной партии, которая бы контролировалась до такой степени, чтобы беспрекословно выполнять приказы Коминтерна. Его особенно тревожила Каталунья, где антисталинская ПОУМ[133] (и ее влиятельные сторонники в советской военной разведке), как и анархисты, отказывалась соглашаться с линией Москвы. С его санкции среди левых, по сути, началась гражданская война. Другие, такие как Ян Берзин и его сеть агентов-интернационалистов, развернутая 4-м (разведывательным) Управлением Красной армии в Западной Европе, всеми силами стремились к победе в Испании. Они понимали, что это будет удар по фашизму, который, возможно, даже приведет к возрождению деморализованного рабочего класса в Советском Союзе.
Центральное правительство в Мадриде – такое же робкое и нерешительное, как и всегда, – согласилось тем не менее раздать оружие рабочим и гражданам, выступившим против мятежа. Теперь имелись все условия для революционного переворота, но партии рабочих были разобщены. Чего не скажешь о военных под руководством Франко. Так началась гражданская война. Как мы увидим далее, Германия и Италия играли важнейшую роль в снабжении Франко оружием и войсками и обеспечивали военную подготовку его солдат. Самым известным и самым позорным эпизодом этой поддержки стала бомбардировка нацистами баскского городка Герника. Великобритания и Франция призывали к невмешательству и придерживались этой политики на практике. Леон Блюм, премьер-министр от социалистов, стоявший во главе правительства Народного фронта во Франции, был слишком напуган, чтобы помочь своим товарищам в Испании. Для вооруженной борьбы на стороне республики формировались интернациональные бригады, включавшие в себя выходцев из многих стран.
Как замечает Хулиан Касанова, судьба Испании была особенной, но не столь уж отличной от судеб более чем половины из двадцати восьми парламентских или псевдопарламентских демократий Европы межвоенных лет, которые к началу 1939 г. уступили место диктаторским режимам. Однако имелось и одно большое отличие: в Стране Басков и Каталунье Испанская революция столкнулась с сепаратистскими тенденциями, которые еще больше усиливались в периоды диктатуры. Реализация демократических задач, касающихся национального самоопределения внутри страны и деколонизации Марокко, помогла бы изолировать и, возможно, разгромить Франко, несмотря на его поддержку со стороны Германии и Италии.
Победа Франко положила конец всем этим надеждам, когда железная диктатура принялась бросать за решетку, пытать и убивать своих противников в гражданской войне, включая ректоров и преподавателей университетов. Была возрождена практика сожжения книг – впервые со времен инквизиции, по приказу которой в XV в. массово сжигались мусульманские библиотеки в Гранаде. Среди книг, которые уничтожали на этот раз, помимо марксистских и социалистических текстов, были труды Вольтера, Руссо, Гёте, Флобера, Бальзака, Гюго, Достоевского, Фернандо де Рохаса и т. д. Помещения библиотек, где содержались «дурные книги», стали известны как «преисподние», и в ряде случаев они продолжали существовать вплоть до смерти Франко в 1975 г.
Пропорционально своей численности сильнее других пострадали баски и каталонцы, а также социалисты и коммунисты по всей стране. Испанские беженцы стекались во Францию. Диктатура Франко решительным образом изменила баланс сил в Европе. Теперь буржуазно-демократической Франции, имперской Великобритании и Советскому Союзу противостоял уверенный в себе и победоносный фашизм.
За интервенцией нацистов, поддержавших профашистскую клерикально-милитаристскую диктатуру в Испании, последовал аншлюс: гитлеровские войска в 1938 г. маршем вступили в Австрию. В 1919 г. австрийские социал-демократы были большими сторонниками объединения с Германией, но предложение было грубо отвергнуто Антантой как несвоевременное. Возвращение Гитлера к себе на родину вызывало в Австрии теплые чувства, и на этой почве здесь пустил корни свой сорт фашизма, который в некоторых отношениях был опаснее, чем его немецкая разновидность{102}.
Вступление в Рейнскую область, интервенция в Испании, аншлюс – три пробных забега оказались удачными. Теперь Гитлер был готов к войне для захвата Европы. Сторонники политики умиротворения в рядах британской Консервативной партии, как и чуть позже Рузвельт в Белом доме, полагали, что успешное сопротивление военной машине нацистов невозможно. Они хотели заключить превентивную сделку, «сепаратный мир» с Гитлером, не понимая, что такое соглашение не будет стоить даже бумаги, на которой написано. Все попытки СССР создать союз с Францией и Великобританией были грубо отвергнуты.
История не знает сослагательного наклонения, но лишь немногие сомневаются в том, что, заключи Великобритания сделку с Третьим рейхом, Соединенные Штаты не пошли бы на вооруженное вмешательство в Европе – разве что стало бы ясно, что Советский Союз может разгромить нацистов в одиночку.
Многих вещей Черчилль в тот период просто не в силах был понять. Очарованный Муссолини, находясь под впечатлением от организационной машины Гитлера, будучи доволен франкистским триумфом в Испании, он не смог разглядеть украшенный свастиками стальной занавес над Европой и принять тот факт, что восхождение Гитлера означало возрождение и укрепление германского империализма. Когда он в конце концов осознал всю серьезность угрозы, слишком много возможностей противодействовать ей было уже потеряно.
Показательным примером этого была позиция Черчилля по испанскому вопросу. В своей статье в Evening Standard от 10 августа 1936 г. он продолжал настаивать на невмешательстве Великобритании и Франции:
Между тем крайне важно, чтобы Франция и Великобритания действовали сообща, соблюдая строжайший нейтралитет сами и поощряя в этом плане других. Даже если на одну чашу весов брошены русские деньги, а на другую – итальянская и немецкая поддержка, безопасность Франции и Англии требует от них абсолютного нейтралитета и невмешательства.
Учитывая масштаб вмешательства немцев и итальянцев, по сравнению с которым интербригады выглядели совершенно тщедушными, сторонники невмешательства, по сути, отдавали страну в руки Франко. Всесторонняя поддержка генерала Черчиллем
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 121
