из-под него. Быстрыми шагами добралась до шкафа и, игнорируя взгляд на моё обнаженное тело, достала халат и завернулась в него.
— В чем дело, Маруся? — спросил Костров вполне серьёзно без единого оттенка игривости, что была несколькими секундами ранее.
— Не нужно называть меня красоткой, красавицей или чем-то подобным. Хорошо? — вспылила я, сдерживая взявшиеся из ниоткуда слёзы. — У меня есть в доме зеркала, я прекрасно вижу и знаю, кто в них отражается. Ясно? Даже ради того, чтобы сделать мне приятно, не нужно говорить мне неправду. У меня всё в порядке с самооценкой, я адекватно себя оцениваю и вас попрошу делать то же самое, Михаил Захарович. Ни красавицы, ни красотки в этой квартире нет.
Чем больше я говорила, тем пасмурнее становилось мужское лицо. В конце моего спича он был уже не просто хмурым, а злым.
Где-то внутри подсознание шептало мне, что я злюсь не на того. Это тот «другой» называл меня красавицей, а я, как дура, верила и велась на всю ту лапшу, что он щедро навешивал на мои уши. И лишь в самом конце узнала, что я для него была лишь фригидной уродкой, когда после удара в нос из него, хлынула не только кровь, но и не прикрытая красивыми словами правда.
— Всё сказала? — холодно спросил Костров.
— Всё, — кивнула я и пошла прочь из комнаты. Нужно выпить стакан воды, чтобы не разреветься окончательно. Едва я добралась до графина с водой, мое запястье жестко обхватили пальцы Кострова. — Что вы…?
— Сейчас я покажу тебе адекватную оценку, — сказал решительно совершенно голый мужчина, ведущий меня за собой в ванную комнату. Знающе включил свет и поставил меня напротив зеркала, сам же остался за моей спиной. — Смотри.
— Куда? — спросила я совершенно растеряно.
— На себя смотри. В отражение своё с адекватной, блядь, оценкой, — не сказал, а топором порубил. — Что замолчала? Что видишь?
— Себя, — сказала я очевидное.
— Себя какую? Не тупи, Маруся, — рычал Костров за моей спиной и недовольно смотрел в глаза через отражение.
— Себя помятую, с похмелья… лохматую.
— Красивую?
— Михаил За…
— Красивую? — спросил он снова. С нажимом.
— Я уже всё сказала. Давайте не будем поднимать эту тему, — выронила я по-учительски строго и повернулась к двери, что выйти.
— Стоять. Всё она, блядь, сказала, — буркнул Костров, поймал меня за талию и прижал к себе спиной. Положил свой подбородок мне на плечо, удерживая одной рукой за талию, другой обхватил мои щеки и заставил снова посмотреть на отражение. — Смотри. Кого видишь?
— Зачем это? Давайте, не будем больше возвращаться к этому разговору. Я свою позицию выразила.
— А я тебя в нужную позицию еще не поставил. И выразила ты херню какую-то. Смотри внимательно. Очки дать?
— Я и так хорошо вижу, — огрызнулась я.
— Тогда смотри. Видишь, какие большие глаза? Яркие, серые. Видишь?
— Ну?
— Красивые?
— Михаил…
— Красивые, я спрашиваю?
— Ну… да, — ответила я нехотя. Если брать отдельно только глаза, то они у меня красивые. Ну, мне так кажется.
— Ресницы, хуицы, всё на месте?
— Грубиян, — закатила я глаза. — На месте всё.
— Дальше идём. Нос, — коснулся он кончика моего носа. — Чудо в конопушках. Красивый?
— Детский сад.
— Красивый?
— Красивый, — передразнила я его.
— Губы, — спустился его палец от кончика моего носа к губам и очертил их контур. — Пухлые, розовые, мной ночью покусанные, вкусные, сладкие… — шептал он интимно в ухо, из-за чего низ живота затопило теплом, и, похоже, я начала забывать, о чем мы тут с ним спорим. — Красивые?
— Красивые, — согласилась я и откинула голову на широкое плечо. Блаженно закрыла глаза, чувствуя, как мужские пальцы сжали сосок через тонкую ткань халата.
— Хуйня у тебя с самооценкой, Маруся. Переделывать надо. К тому же, если бы ты была так себе, у меня бы на тебя даже под таблетками не встал бы, — сказав это, Костров, взял мою руку, завел за спину и обхватил моими пальцами свой член. — Чувствуешь? Еще какие-то доказательства того, что ты красотка, нужны?
— Ну, может быть, одно, — ответила я игриво. Невозможно было сконцентрироваться хоть на чем-то, когда мне крутят соски, а в руку вложили твердый горячий член.
— И ты опять со мной на «вы»? Идём-ка, бунтарка.
— Куда?
— Кажется, ты в душ хотела.
— Мы вместе? Вдвоем будем мыться? — опешила я.
— Тебя что-то смущает? — невозмутимо спросил Костров и забрался в душ, уже включив воду и начав мыться. — Иди сюда. Места хватит.
— Это небезопасно. А если кто-то из нас в этой тесноте поскользнется?
— Есть один выход. Нам нужно закрепиться.
Мужчина потянул меня к себе, помог стянуть намокший халат и слегка отошел в сторону, чтобы я тоже поотмокала под струями горячеватой воды.
— А как нам нужно закрепиться? — напомнила я.
— Элементарно.
Костров повернул меня к себе спиной и вынудил опереться в стену ладонями.
— Вы что…? — задохнулась я и тут же прикусила нижнюю губу, заглушая стон, когда мужчина плавно вошёл в меня до основания.
— Кто я? — острые зубы коснулись моего плеча. Горячий язык собрал влагу на коже и проложил дорожку до самого уха. — Кто я, Маруся?
Сложно соображать и вести диалог, когда он так тягуче и настойчиво двигается во мне.
— Вы…
Хлесткий шлепок по попе.
— Неправильный ответ, Маруся. Кто я?
— Ми… Миша… О, господи! — шептала я почти в бреду, желая, чтобы он стиснул мою грудь сильнее, чем делает это сейчас.
— Миша, о, господи? Хм… мне нравится. Но нужно закрепить, — произнес он, наращивая темп.
Глава 35. Михаил
Мне бы ехать домой после дежурства, да хорошенько отоспаться, но магнит внутри тянет меня в одном известном мне направлении. К девушке, которая с каждым днём занимает всё больше и больше моих мыслей. Не могу сказать, что это любовь до гроба, но то, что рядом с ней мне спокойнее и теплее на душе — факт.
Припарковался у школы, достал из машины небольшой подарочек в Марусином духе и пошёл к ее кабинету. Сдержанным кивком здоровался с учителями, что попадались мне на пути, и всем своим, пусть и напускным, но грозным видом показывал, что ко мне сейчас лучше не лезть. Имеются дела поважнее их возможных жалоб и предложений.
В кабинет стучать не стал. Просто тихо вошёл и закрыл за собой дверь.
Стоило увидеть Марусины ножки, стоящие на ступеньках стремянки, как головная боль отступила, а сон как рукой сняло.
От тонкого каблука поднялся выше по ноге. Ладони жгло от желания прикоснуться к ее ножкам и ощутить их гладкость и тепло. И
