я вас утешу. К тому же вы мне подарили такой хороший кинжал! Не одолжить ли его вам опять, чтобы пронзить им ваше сердце?
– Не понимаю вас, – холодно сказал я, – у меня нет надобности в кинжале.
– Ваше сердце уже пронзено? – спросила она. – Впрочем, оно у вас скоро заживет, не стоит о нем сожалеть.
Ее глаза светились лукавым торжеством над моим поражением, но в ее голосе действительно как будто звучало сожаление. Кто мог понять это существо, состоявшее из вечных противоречий?
Она подошла ко мне и склонилась над моим стулом.
– Ах, я такая гадкая, Симон! Я не могла запретить народу встретить меня. Ведь это – не моя вина.
– Незачем было смотреть в окно, – строго сказал я.
– Я сделала это ненарочно. Мне хотелось подышать свежим воздухом.
– А вместо того пришлось шутить и дурачиться? Это было в высшей степени неуместно, честное слово.
– Конечно, не следовало делать этого. Но мне и в то время было стыдно, так стыдно, Симон!
– Воображаю. Нет, никакого стыда вы не чувствуете…
– Вы очень жестоки ко мне, Симон, а между тем… – Нелл вздохнула и еще ближе склонилась ко мне. – Ну, это все прошло. А ведь я все-таки была полезна вам, Симон.
– Благодарю вас за это, – все так же холодно отозвался я.
– Сегодня же я поступила дурно. Это все из-за нее, – неожиданно крикнула она.
– Что? Что же, это мисс Барбара заставила вас дурить с уличной толпой?
– Нет, но я сделала это потому, что она тут.
Я взглянул на красавицу, и, к моему удивлению, она потупила свой взгляд; невольно и я сделал то же.
– Это всегда было так между нами, – тихо сказала Нелл, – давно, еще тогда, в деревне.
– Здесь мы не в деревне, – резко сказал я.
– Нет, даже не в Челси, там вы были ко мне добрее.
– В этом вы сами виноваты, вы это знаете.
– Да, это я знаю, – воскликнула она. – И все-таки я помогла мисс Кинтон выбраться из Дувра.
Настало многозначительное молчание, полное безмолвных намеков. Нелл тихо вздохнула; ее глаза красноречиво говорили то, о чем молчали уста. Притворялась она, играла роль? Возможно; хороший артист часто не отделяет роли от себя самого, увлекаясь игрой. Она казалась в эту минуту искренней; больше она не шутила. Ее глаза нежно смотрели на меня: она подошла совсем близко, заглядывая мне в лицо жадным взглядом, ищущим ласки. Этот взгляд властно будил прошлое в моей душе, туманил мысли, кружил голову. Я вскочил с места и сказал:
– Пойду спросить, спит ли мисс Кинтон. Может быть, ей что-нибудь надо.
– Опять! После того, что было тот раз, вы пойдете опять, Симон? Горничная будет смеяться над вами и болтать об этом в кухне.
Какое мне было до этого дело? Прошлое воскресало и властным языком говорило в моей душе…
Нелл снова вздохнула, перешла в комнату и открыла окно.
Толпа давно разошлась, на улице было тихо. Звезды ярко сияли на чистом небе; весенний воздух дышал прохладой.
– Это похоже на наши ночи в деревне, – мечтательно заметила Нелл. – Помните, как мы гуляли там вместе? Тогда так же чудно пахло, как сейчас. Как давно это было!
Она быстро подошла ко мне и спросила: «Теперь вы ненавидите меня?» – но не стала ждать ответа и села на стул, не сводя с меня пристального взгляда. Ее лицо было взволновано и грустно; это было удивительно странно для Нелл Гвинт!
Большие старинные часы медленно стучали маятником в такт биению моего сердца; мне не хотелось двигаться, нервы были напряжены донельзя; я следил жадным взглядом за каждым ее движением, за каждым изменением ее капризного лица. Я знал, что Нелл играет мною, и понимал – почему. Я не был так глуп, чтобы поверить, что она меня любит, но видел, что она решила победить меня, а свои фантазии исполнять она умела. Не стоило бы вспоминать обо всем этом, если бы оно не имело для меня впоследствии такого большого значения.
Наконец Элеонора встала и подошла ко мне еще ближе. Теперь она смеялась, но этот смех все еще звучал тайной грустью.
– Вам нечего теперь бояться быть вежливым со мною, – промолвила она, – ведь Барбары здесь нет.
Она умела задеть мужскую гордость таким намеком на подчинение, хотя бы и добровольное, чужому влиянию; но на этот раз ее ход был неудачен. Имя, названное ею, пробудило во мне иные мысли и точно поставило невидимую преграду между мною и красивым существом, смотревшим на меня блестящим, вызывающим взглядом.
Не зная действия, произведенного ее словами, она опять рассмеялась.
– Дверь закрыта, Симон! Отчего вы унылы, как король, когда пуст его кошелек?
И это напоминание произвело свое действие. Я молча поднял на нее взор, но она поняла мою мысль.
– Что же, Симон, ведь и короля здесь нет! – тихо шепнула она.
Однако мне не было дела до короля, и не мысль о нем сдерживала меня; но я оставался сдержанным, молча глядя на фаворитку своего монарха.
– Ну, так идите же к ней! Она все равно вас не примет! – с досадой крикнула Нелл. – А знаете, что она сказала о вас давеча, в карете?
– Мне незачем знать то, что не предназначалось для моих ушей.
– Хороший предлог! Но вы просто боитесь услышать это. Она была права: я действительно боялся.
– И все-таки вы услышите это, – продолжала Нелл. – «Хороший, честный малый, но немного дерзок для своего положения». Вот что сказала Барбара и откинулась на подушку кареты с полузакрытыми глазами, как обыкновенно делают все знатные дамы. Она несправедлива, Симон! Клянусь, вы никогда не были дерзки… но, впрочем, я – не мисс Кинтон.
– Конечно, вы – не мисс Кинтон, – сердито повторил я, вымещая на ней полученный через нее удар.
– Теперь вы злитесь на меня за то, что сказала она! Это – постоянная манера мужчин… Ну, мне все равно!.Идите вздыхать около дверей Барбары! Она все равно не отопрет их вам. – Она снова придвинулась ко мне и вкрадчиво продолжала: – Я вступилась за вас и сказала ей, что вы – прекрасный человек, что когда-то я даже была готова… Ну, я сказала ей многое, что вам было приятно слышать, но Барбара была очень суха со мною, а потом явилась толпа со своей овацией мне. В результате знатная дама в ярости! – и Нелл пожала плечами.
