замер.
— Это же звери! — вскричал он. — Это же птицы! — И огромный удав подполз к его ногам. — И змеи! — И Джайреш выхватил нож.
И тут все исчезло, как дым, как утренний туман. Все растворилось, и он оказался один в тени старых деревьев на высоком утесе в лучах заходящего солнца. Сон кончился, и спящий пробудился. Хотя, в отличие от обычного сна, из которого возвращаешься лишь с собственной душой, в руках он по-прежнему сжимал коготь, шерсть и клык…
Блудный сын Джайреш возвращался домой, на запад, пересекая дороги и холмы, мимо голых пастбищ и пустых террас, вдыхая сверкающий весенний воздух. Он не спешил, то и дело сходил с дороги и блуждал по полям и лесам, где временами встречал себе подобных. Джайреш приветствовал их с невероятным интересом и заботой, словно они представляли чуждый, но крайне симпатичный ему род. Таким образом, он то и дело сбивался с пути, но и это его не тревожило. Ибо по вечерам, когда солнце касалось окоема, он снова находил дорогу на запад.
К концу седьмого дня затянувшегося путешествия Джайреш, бродя в терпком вине сумерек, вышел к роще, за которой виднелось кладбище. На фоне испепеляюще багрового заката виднелись темные деревья и надгробия, с них то и дело поднимались в небо крылатые сгустки тьмы.
Джайреш тут же нащупал дар ягуара на поясе. Со странными предчувствиями он двинулся между закрытыми и безмолвными домами усопших.
Наконец он увидел перед собой огромное надгробие, вырезанное из камня такой белизны, что оно блестело, словно смоченное водой. Сверху на нем сидела иссиня черная ворона, она повернула голову и приветливо изрекла:
— Приветствую тебя, сын мой. Это здесь.
Джайреш взглянул на ворону и ответил:
— Я бы предпочел пройти мимо.
— Судьбой предписано тебе иное.
— Да и как я попаду туда? Не с помощью же этого ключа из меха?
— Дверь уже отперта.
— Так, значит, кто-то побывал тут до меня?
Но ворона вместо ответа взлетела и исчезла вдали. И в то же мгновение солнце село, и на остывающее небо высыпали звезды. Белое надгробие потемнело, словно всосав собственную тень.
«Ну что ж, — подумал юноша, — раз такова моя судьба, я должен избыть ее».
И он толкнул железную дверцу, которая тут же подалась под рукой.
Внутри царила кромешная тьма. И Джайреш сразу вспомнил все детские предрассудки, и все рассказы о привидениях, и все предостережения, которые существовали на Плоской Земле. Ему было страшно, и он оглядывался по сторонам, намереваясь сбежать. Следует заметить, что в этих краях, как и во многих других, был обычай хоронить усопших вместе со всеми их богатствами, особенно, если у них не было наследников. Кроме того, мавзолеи состояли из двух покоев — внутреннего и внешнего, который был обставлен как гостиная. Поэтому Джайреш, осторожно продвигаясь вперед, вскоре обнаружил и зажег лампаду.
Свет залил пространство, и Джайреш непроизвольно вскрикнул при виде пышного убранства комнаты и высоких сундуков с золотыми ручками, которые стояли вдоль расписных стен. Тяжелые занавеси скрывали вход во внутреннее помещение, где должен был находиться покойник. А перед входом в резном кресле восседала Смерть.
В этом не приходилось сомневаться, ибо Джайреш слышал много рассказов о ней. И все совпадало вплоть до малейших деталей. Она была такого же цвета, как ворона, и казалось, ее одеяние соткано из ее собственной кожи. Волосы клубились как кровавые аметисты. И из полупрозрачного сгустка бесплотного тела на Джайреша смотрели два жгуче-желтых неподвижных глаза.
Через несколько мгновений Джайреш пришел в себя и, дрожа, учтиво поклонился.
— Ваше величество, — промолвил он, — мне было приказано явиться сюда. Я не хотел тревожить вас.
Смерть не шелохнулась. Глаза горели.
— А поэтому, если вы считаете, что я поступил невежливо, я сейчас же уйду, — добавил Джайреш.
— Нет, — ответила Смерть, — ты останешься здесь, раз пришел.
Джайреш побледнел.
— Надолго ли, ваше величество?
И королева Смерть рассмеялась. Ее смех не предвещал ничего хорошего. Она выпростала руку из-под одеяния и принялась играть своим аметистовым локоном; и эта рука, как и утверждали легенды, состояла из одних костей.
— Посмотрим, на сколько тебе придется остаться, — рекла она. — Что до меня, то мои владения лежат в глубине земли, а рядом с тобой лишь мой образ. И все же мыслями и делами своими я нахожусь здесь. Я явилась, чтобы отобрать сокровища с помощью чар, дарованных мне моим королевским положением и моими познаниями. В этой усыпальнице находятся очень нужные мне вещи. Похоже, они нужны и тебе.
— Это не так, — возразил Джайреш. — Я не хочу утомлять вас своей историей, достаточно сказать, что я служил волшебнику, и он в награду дал мне вещь, которую назвал ключом, и послал меня в этот мавзолей.
Смерть нахмурилась.
— Да. От тебя разит волшебством. Покажи ключ.
Джайреш поспешил найти коготь, мех и клык.
Однако достать не успел. Вся усыпальница задрожала от страшного гула. Послышалось жуткое рычание, глаза королевы расширились, и в комнату влетел вихрь, вырвавший из рук Джайреша и швырнувший на пол дар ягуара.
А затем произошло настоящее чудо. Из-под земли полезла какая-то тварь, она росла все выше и выше, пока голова не достигла потолка. Этот некто был невидимым, но вся гробница заполнилась его резким запахом, плотоядным и кровожадным и в то же время чистым, как звездный свет. Тварь была повсюду, так что Джайреш оказался вжат в крохотное углубление в стене. Но и этого было мало животному духу — казалось, он заполнил всю землю.
Джайреш уже не видел Смерть. Даже ее оттеснили, и ее призрачное земное тело сморщилось, искривилось, как выжатое белье.
И наконец Существо заговорило человеческим голосом, низким и глубоким, словно отдаленный гром, и невесомым, как пыль. И от этого гласа гробница содрогнулась до самого основания.
— Смерть, — произнесло оно, — когда-то выглядела иначе. Когда-то ты была смертной женщиной и охотилась на леопардов. Ты носила леопардовые шкуры, и за это тебя прозвали Леопардовой королевой. До сих пор твои глаза горят их огнем, и до сих пор ты держишь при себе этих огромных кошек и забавляешься охотой на них в своем призрачном подземном чертоге. И потому ты ощущаешь меня. Ибо я кровь и плоть, сердце и душа всех леопардов. Ибо я их бог. Я — бог всех кошачьих от крохотного котенка, греющегося у деревенского очага, до
