вперёд и через неё толкнул наружу накопленную силу, представляя, как она высвобождается и сталкивается со встречным потоком.
Действенного результата я не ощутил. Я пытался создать препятствие у него на пути, а что если ударить по нему? И снова я присел, но на этот раз, чтобы подготовиться к нанесению жёсткого удара. Представил перед собой стену, и пусть она представляет собой сгустки энергии, но своё оно сейчас получит. С разворотом бёдер и корпуса я наносил удар, в который попытался вложить не только жёсткость тела, но и накопленную силу.
Стихия резко стихла, и было видно, как передо мной паутинками разошлась энергия глубоко вперёд, как будто она треснула на множество мелких трещин. Рука онемела, впрочем, как и все тело, и я упал на колени. Сейчас… Сейчас чуток… отдохну… отдышусь… и повторю.
Повторять не пришлось. Со словами «бездарь», хоть я этого и не слышал, но был уверен, что именно это она произнесла по движению губ, да и выглядел я соответствующе, меня подхватили под руки и унесли вглубь каравана, передавая межу собой. Изула осталась на острие атаки, а воины с высокой мерой продолжали держаться рядом, чтобы помочь ей с защитой. Но в бушующей стихии они больше не чувствовали чужой воли и силы, а лишь ветер, который без подпитки вскоре сам утихнет.
Через несколько минут я отдышался и оклемался, восстановил доспех духа. Несмотря на то, что я пытался вложить в удар всю силу, это было невозможно, так что несмотря ни на что, я всё ещё был полон сил. Тело трясло, мышцы от перенапряжения деревенели, и по ним пробегали судороги, но в первую очередь восстанавливать я начал глаза и уши и туда направлял силу.
Мы справились, и два часа спустя караван собрался и двинулся дальше в путь. Если не так давно на Изулу опасливо косились, то теперь коситься стали и на меня. Меня воспринимали слугой со второй мерой, а то, что я продемонстрировал, явно больше, да ещё и непонятно, что именно я там делал, особенно, если учесть, что я сам не знаю, что я сделал. Ведь одно дело планировать что-то воплотить, и совсем другое — осознать и понять результат своих действий.
— Я тебя не слышу, — ответил я ей со звоном в ушах. Впрочем, я и себя-то не слышал. Слух так и не вернулся, и мне явно нужна помощь.
В караване имелся врач, который меня осмотрел на привале, и, как я понял, со мной всё будет в порядке. Для восстановления тела он наносил мазь на спине с двух сторон от позвоночника, а Изула загадочно улыбалась. Наверное, дорогое лекарство, но бесполезное для нуля вроде меня, только врачу этого не объяснить, вот она и веселилась, подмигнула и что-то мне произнесла, явно на русском, потому что местный врач ничего не понял.
На следующий день слух вернулся на правое ухо, но звон в ушах ещё остался. Я не спешил сообщать, что уже частично слышу и изображал глухого. Не то, чтобы я собирался что-то подслушивать, просто хотел побыть наедине и определиться с дальнейшими планами. Впереди город Труфул, и это прибрежный город. От него океаном до Лавроша идти только на плавучем средстве, и этот последний маршрут вызывает у меня большие опасения. Не то чтобы я боялся глубины… Хотя кого я обманываю, я ее боюсь. Плавать умею, но неизвестность в сотни, а то и тысячи метров под ногами без возможности что-либо изменить и реально постоять за себя, если понадобится, устрашает. А ещё и местная морская фауна неясная. Может, она тоже разумная? Если добавить сюда, что плавсредство будет в виде деревянного корабля, а местные могут вызывать удары природной стихии, то становится вообще грустно. Изула уже пыталась дойти до Лавроша, и у неё это ни разу не получалось. Её перемещение явно кто-то отслеживает. А значит, идти с ней — это подвергнуть себя неоправданной опасности. С другой стороны, если разделиться и добраться до Лавроша первым, то, возможно, получится на себе сконцентрировать внимание неизвестных жрецов и дать возможность Изуле с меньшими проблемами добраться.
Очень много неизвестных факторов. Насколько опасны их океаны, сможет ли Изула укрыть корабль от возможных угроз или в воде это сложнее, чем с караваном, но в любом случае, после вчерашнего она много сил потратила. Безопасней с ней или всё же отдельно и самостоятельно? Если появятся трудности в пути, смогут ли их решить местные моряки или нет?
Я несколько раз всё прогонял в голове и склонялся к тому, чтобы разделиться. Если отправлюсь сейчас, то уже на сутки смогу опередить караван. Сил во мне сейчас много, хватит и на оплату места на корабле, и на дорогу, а если что, то смогу её накопить и в дальнейшем отфильтровать. Рабов с собой брать не буду, тут им ничего не угрожает, и пусть Изула сама решает, что с ними делать дальше.
На утро я проснулся рано и сделал легкую разминку. Изула застала меня, когда я облегчал рюкзак и облачался в свою амуницию, надевал броню. То, что я ухожу — она поняла. А вот зачем и почему я это делаю, додумает сама. Прощаться я не умею, да и не люблю этого делать.
— Встретимся на месте, — я прошёл мимо неё и лёгким бегом побежал вперёд по дороге, а она ещё несколько минут провожала меня взглядом, кивнула своим мыслям и пошла готовиться к отправке каравана.
Лёгким бегом я бежал вперёд, останавливаясь на короткий отдых, и через пару часов вышел на достаточно широкую дорогу, и по её виду было заметно, что по ней часто движутся, сверился с направлением по карте и дальше бежал уже по ней. На пути всё чаще стали попадаться путники, в которых я легко уже узнавал первушников. Одни занимались охотой, другие сбором каких-то трав. Я бежал дальше, не обращая на них внимание и не отвлекаясь. Встретил другой караван, который тоже обогнал, и двигался уже уверенный в том, что двигаюсь в нужном направлении дальше.
Рядом с очередным караваном устроился на ночь, на короткий сон не больше, чем на четыре часа, чтобы среди ночи подняться, перекусить и двигаться дальше. Рассвет меня встретил в дороге, а к обеду я наконец-то вышел к пригороду Труфул. Хотелось воспользоваться помощью ездовых животных у встречных путников, да боялся, что вляпаюсь в какие-нибудь неприятности в связи с нарушением каких-то обычаев и традиций. Так, своим ходом, я меньше,
