Розмари посмотрела на свои вещи.
— Переодевайся. И приведи себя в порядок. У него в ванной для гостей полный комплект косметики от «Элизабет Арден»… Ну, давай же! Мы немного потанцуем. Танцы лучше разогревают, чем все это дерьмо. Здесь есть большой зал, именно там я его учил. У вас, ребята, мало что получается прилично, но на этот бальный зал посмотреть стоит.
Она перевела дыхание и сказала:
— Я лучше умру. Честное слово. Я серьезно.
— О? — Он опустил руки, кивнул. — Понимаю, что ты чувствуешь. Это наследственное. Плюс церковное воспитание. — Он снова кивнул и покосился на гвоздь, лежащий на ковре.
Окровавленный стальной гвоздь взмыл в воздух, качнулся в сторону, поднялся еще выше и приклеился шляпкой к потолку футах в девяти или десяти над лицом Энди.
Энди лежал и смотрел на гвоздь.
— В какой глазик? — Джо-сатана поглядел на Розмари.
Она подняла руки.
— Расслабься. Помнишь? Я все делаю сам. Они танцевали на скользком черном полу перед мерцающей диорамой — Ист-Сайд, мост Уайтстоун, Квинс — под светящимися днищами облаков.
Он пел вместе с Фредом Астером: «Пока не грянул час расплаты и не сбежали музыканты, танцуй и пой!» — и прижимал ее к себе. Держал за талию, за руку.
— Послушай, извини, что я так нехорошо себя вел. Ты должна понять, у меня сегодня совершенно особенная ночь и я чуток мандражирую. И я не привык выслушивать грубости, разве что от него в последнее время.
— И за это ты прибил его к стене? — не глядя на Джо-сатану, спросила Розмари.
Они танцевали под пианино, духовые инструменты, тарелки и барабаны.
— Слушай, Рози, я ведь мог приказать, чтобы с тобой разобрались, однако не сделал этого. Я ограничился комой и позаботился о том, чтобы ты лежала в хорошей клинике и твои счета вовремя оплачивались.
Розмари глядела в сторону, и он заставил ее повернуться.
— В эту ночь мы будем смотреть в глаза друг другу. И не говори, что не помнишь. Должно быть, ты очень испугана, даже в ужасе. Не буду к тебе слишком строг.
Но для меня это волнующий и прекрасный момент. Единственный в жизни, — в одной из моих жизней, а не в твоей, надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Лучше будет, если поймешь. И кто знает, возможно, я даже умнее, чем кажусь самому себе. Возможно, я знал — или всего лишь надеялся где-то в глубине души, — что, если ты доживешь до той поры, когда Энди придет время взяться за дело, может случиться, мы снова поглядим друг другу в глаза в более приличной, «цивилизованной» ситуации и у нас, так сказать, появится шанс вернуться туда, откуда мы пошли разными путями.
Она смотрела на него, он улыбался.
— И вот глядим… Тебе нравятся его глаза? Могу сделать такие же. — Он посмотрел на нее тигриными глазами. — Тебе нравится Кларк Гейбл? — В этот момент ее спрашивал и ей улыбался Кларк Гейбл. — Скарлет, я могу всю ночь напролет изображать Реда Батлера. — С плутоватой улыбкой Гейбл покачивал ее. — Сейчас — наверх, но свет не погаснет. — Джо-сатана поднял ее на руках. — Мои спецэффекты очень специфичны.
Она отвернулась. Продолжая вести в танце, он заставил ее прогнуться, заглянул в глаза, привлек к себе.
— Пока не грянул час расплаты, — пропел Фред Астер.
Джо-сатана поставил ее на ноги.
— А сейчас перейдем к приятной стороне дела. На тот случай, если ты не понимаешь, к чему все идет… Рози, я говорю о вечной юности. Выбери возраст — двадцать три, двадцать четыре, да сколько скажешь! — и он твой навеки. Ни болей, ни хруста в суставах, ни противных коричневых пятнышек, все отлажено, все тикает, как мотор «роллс-ройса».
Танцуя, Розмари посмотрела на него; он кивнул.
— Я это часто предлагаю, однако редко обеспечиваю. Ты достаточно стара, чтобы оценить предложение, и тебя я не обману. Получишь не только потерянные годы, но и те, что впереди, все до последнего. Проживешь их в приятном окружении, ничего общего с адской сволочью, которая тебе всю жизнь искалечила… Рози, по части обслуживания я дам сто очков фору этой гостинице.
Она повернулась к нему и спросила:
— А ты отменишь Зажжение, если я…
— Послушай, — сказал он, — давай без этого, а? Нет, не отменю. Да и не могу, уже слишком поздно. Так что — или вечная юность, или смерть, как только спустишься на несколько этажей. Газ сюда не достанет, он тяжелее воздуха. Вот почему мы с тобой наверху.
Она попятилась, посмотрела на него:
— А как же Энди? Он покачал головой:
— Я в нем больше не нуждаюсь, да и не верю ему, тем более когда дело касается тебя. У нас еще будут дети. Сколько захочешь. Вечная юность, помнишь? Розмари, подумай! Я понимаю, такое решение принимать нелегко, учитывая твое прошлое и прочие обстоятельства, но ты умная женщина и способна помножить два на два. Ты ведь меня лихо сделала, когда расколола загадку Джуди. Так что наверняка ты поймешь: это единственный выход.
Они танцевали на фоне блеска и облаков. Он вертел ее, удерживал, прижимался щекой к ее щеке.
— Я в раю… Я в раю… Сердце бьется так сильно — не могу говорить… — пел Фред Астер.
В свете мерцающих экранов Розмари сидела в кресле, сгорбясь, сложив руки на груди и опустив голову.
Энди полулежал на диване, упираясь локтем в подлокотник. Коврик был отброшен. Тигриные глаза смотрели на Розмари, рогатая голова покачивалась, губы обнимали соломинку из банки с кока-колой, которую он держал между когтистыми большим и указательным пальцем обмотанной полотенцем руки.
Джо-сатана сидел в кресле, откинувшись на спинку; ноги в черных шелковых носках лежали на пристенном столике. Дьявольские очи (умеренные до тигриных) посматривали то на жену, то на сына. Он ел икру, черпая ее ложкой из фунтовой банки. Не боясь испачкаться, перевернул банку, глянул на многофункциональные часы.
— О, черт! Три минуты двенадцать секунд, а уже началось. Смотрите, парень на лестнице! Видите? А там, вон там, женщина. Хо-хо, глядите, куда упала свеча. — Он покачал головой из стороны в сторону, отвесно воткнул ложку в икру. — Поразительная точность! — Он поднял бокал с шампанским. Глотнул. — Молодцы были эти ребята. Ты куда?
Розмари вышла из комнаты. Приблизилась к окну.
Постояла, прижимаясь лбом к стеклу.
Пятьюдесятью двумя этажами ниже в парке искрилась золотая пыль. Золотая пыль на игровых площадках, золотая пыль на Шип-Медоуз. На севере, насколько охватывает глаз, мерцает золотая пыль — где-то ярче, где-то тусклее. Где-то она сменяется темными пятнами. Должно быть, половина населения города (и в том числе ядро «БД») собралась там, внизу, под голыми зимними деревьями, чтобы зажечь свечи. Может быть, людей влекла туда память предков-друидов?
В двух окнах крутого, как утес, здания на Пятой авеню вспыхнул огонь. В Квинсе облака окрасились багрянцем. В вышине на фоне звездного неба медленно проплыло несколько огней — самолет одной из немногочисленных международных авиакомпаний, которым не удалось отменить все рейсы на этот час. Но пилот вернется и зажжет прихваченную с собой свечку за всех пассажиров и членов экипажа, которые тоже затеплят свечи после посадки.
