понятно, что уговорить Кьяллака мне не удастся.
— Ты простишь меня когда-нибудь? — спросила, когда мы остановились на каменном выступе.
— Похоже, что не простил бы? — вместо ответа, он задал встречный вопрос, — Бери вещи и идём.
Почему с этим мужчиной все так непонятно. Я словно мозги на ходу теряю. Научусь ли я мыслить трезво рядом с ним. У него все так просто и вместе с тем сложно. Принять, кто я. Принять предательство. Найти мне оправдание. Устранить тех, кто мог желать мне смерти. Может ли он и правда любить меня. Или это всего лишь одержимая тяга к моим эмоциям. Хотелось верить в первый вариант. Потому что я его люблю. Только вот сама себя простить не могу. Так запросто. А сможет ли Кьяллак. Может, он уже простил. Ведь я жива и он рядом.
Пейзаж ущелья как следует рассмотреть не выходило, так как было все ещё темно. Но и так было понятно, что здесь очень живописно. Я даже с большого расстояния заметила, что у воды растут деревья и высокая трава. Был слышен стрекот насекомых и шум водоема. То там, то тут горели костры. Доносились приглушённые звуки музыки. Жилища были двух видов: лиджи и ришмы. И, судя по всему, отстроены они довольно давно. Почему же тогда на картах нет этого места. Может быть какая-то магическая защита азгар. Тогда было бы вполне объяснимо.
Мы направились в ришму, расположенную у подножия громадного камня. Пока шли, я успела отметить, что здесь находились в основном женщины, дети и подростки. Самых разнообразных рас. И практически не было мужчин. Или они скрывались. Не могут же женщины и дети находиться совершенно без защиты.
Однако лагерь больше напоминал, временное пристанище для беженцев. От кого они скрывались, если остальной народ вполне безопасно существовал в других городах. Ничего не понимаю. Кажется, я окончательно запуталась и без допроса Кьяллака не обойтись. Почему он привёл меня именно сюда. Для чего было отстроено это место.
— Кьяллак, ты объяснишь где мы? Потому что я решительно не понимаю. Этого места, нет ни на одной карте. — задала вопрос, не выдержав.
— Позже тебе все объяснят. Сейчас на это нет времени. — сухо ответил катан. Давая тем самым понять, что допрос окончен, так и не начавшись.
— Просто прекрасно. Когда это у нас было все просто и с объяснениями. — не могла не съязвить я.
— Твое дело, женщина. Любить меня. — резко затормозил катан, разворачиваясь ко мне лицом, — И проявлять полное подчинение. Ни к чему забивать свою милую головку, вопросами, которые я буду решать сам. Больше ты не воровка. Забудь о том, чтобы предлагать свою помощь и лезть в войну, которая не является твоей заботой. Держи эти мысли. Вот тут. — при этом он постучал указательным пальцем в мой лоб, — До тех пор, пока не свыкнешься со своим новым положением. Я решаю, ты любишь. В таком порядке.
Я лишь глупо захлопала ресницами. Так и не найдясь, что ответить на такое заявление. Учитывая то, что перестроиться быстро будет слишком сложно. Особенно когда на кону судьбы целого мира. Я определенно не могу пообещать Кьяллаку полное послушание. Тем более, когда я точно могла бы быть полезной. Но спорить с ним, все равно что биться головой о стену. Поэтому я снова смолчала.
— Будем считать твое молчание утвердительным ответом. — устало выдохнул азгар, дернув меня за прядку волос. И мы снова направились в ришму.
Чтобы отвлечься от нахлынувшего протеста внутри. Я завертелась, осматриваясь по сторонам. На возвышенностях скал заметила наблюдательные посты. Они были устроены таким образом, что с высока их не видно, а вот снизу вполне заметно. Кого они тут охраняли? В оазисе я никогда ни о чем подобном не слышала. В Тарзасе тоже. Сколько всего мне ещё не известно. Когда этот вопрос перестанет всплывать в моей голове. Хотя чего удивляться. Всю жизнь я прожила в изоляции от всего остального мира и почему-то считала, что могу знать все. Очень наивно.
А ещё мне интересно, Атори действительно возлагала на меня такие большие надежды. Или выпустила в качестве полуслепой зверушки, надеясь на удачу. Скорее всего, что так. Думаю, она сама не верила в успешность моей операции. Мне повезло, что катан не убил меня сразу. Как только стало известно, кто я такая. Не будь я особенной для него. Именно так все и закончилось бы. От этой мысли, меня передернуло.
Войдя в ришму, первое, что я ощутила, приятную прохладу. Миновав пару комнат. Мы остановились в той, где на круглой постели спал мужчина, с двумя женщинами. Азгар бесцеремонно пнул его носком сапога в пятку. Тот моментально подскочил на месте. Схватившись за клинок, лежащий рядом с подушкой. Разбудив своими резкими движениями женщин рядом.
Перед нами был чистокровный феникс. Его глаза имели характерный красновато-рыжий оттенок и вертикальный зрачок. Смуглая кожа. Множество браслетов на руках и ноге. Иссиня чёрные волосы до поясницы, которые слегка вились. Проморгавшись, он отбросил в сторону клинок. И сонно потёр переносицу. Выругавшись при этом на непонятном мне языке.
— Оставьте нас. — приказал феникс своим дамам.
Которые рады были сбежать куда подальше от общества азгара. Вон как жались в изголовье кровати. Кутаясь в плотные простыни. На мгновение мне стало любопытно, что именно они ощущают рядом с катаном. Какую подавляющую силу он излучает. Любопытно, но испытывать на себе все же не хочется. Думаю, ощущение не из самых приятных. Понимать, что ты как тварь дрожащая голову, склоняешь и места не находишь.
— Где Соррат? — спросил мужчину катан. Как только женщины удалились. Я же тихонько стояла в стороне.
— Ринулся вместе с новоиспечённой любовницей. То есть жёнушкой. На поиски ее чада в оазисе. Утром должен вернуться. — ответил феникс, натягивая на голое тело штаны.
В этот момент, Кьяллак, склонив голову чуть в бок, выразительно посмотрел на меня. На что я лишь упрямо сложила руки на груди. Не вырвет же он мне глаза в самом то деле! Я, может, его и люблю, но повиноваться как рабыня не стану. Не в моем положении, конечно, характер показывать. Но и прогибаться тоже не могу себе позволить. Пусть привыкает, что у меня есть глаза и я буду, хочет он или нет, смотреть ими.
— У меня нет времени дожидаться его, Санас. Скажу тебе. — недовольно начал катан, — Это Алира. Моя женщина. Ей нужно укрытие. Никто не должен знать, что она принадлежит мне. И самый важный момент. Ни за что, не выпускать за пределы лагеря. Чтобы
