Книга Ассортир - Алексей Викторович Иванов

элит, против других – про-английских. Исповедующих идеалы фининтерна. После чего добродетель не только была официально отодвинута на задворки, но и стала публично высмеиваться. Как, например, в творениях Достоевского. Тут же, как только закончилась эта война, выпустившего свое «Преступление и наказание». И в творениях Ницше, ровно в том же самом году выпустившего своё «По ту сторону добра и зла». Ничем не обоснованная гениальность которых до сих пор искусственно поддерживается и раздувается.

– В том числе и – нами, – усмехнулся Ганимед.

– Как и творений всех прочих бесталанных аморальных демагогов, увидевших свет в тот же самый период.

– И только теперь понятно – зачем и почему.

– Ну, а тех, кто ещё продолжал хоть что-то понимать и писать о свободе духа, а не тела, клеймили с тех пор словом «моралисты». Организовав травлю изящных манер и высокодуховного целомудрия. Но поощряя с тех самых пор лишь разнузданность, похоть и убийства ради денег и власти.

– Как у Лескова в его «Леди Макбет Мценского уезда»? Кстати, в каком году она была издана?

– Догадайся! – усмехнулся Зевс. – Да и – у Достоевского в «Братьях Карамазовых». Да и в том же «Преступлении и наказании», где он запросто Раскалывает свою старушку за три копейки из духа противоречия самому Творцу.

– И всему, что за ним стоит. – согласился Ганимед.

– Что и нашло своё продолжение рекламной акции подстрекательства к насилию через детективы, в которых убийства и грабежи до сих пор преподносятся как нечто хитроумное и смелое. Дерзкое и отважное!

– То есть – подвиг! – дошло до Ганимеда.

– А сам преступник здесь восходит к Ахиллу, Одиссею и Геркулесу. Позволяя теперь любому отморозку через совершение преступления войти с тех пор не просто в тюрьму, но – в стан полубогов!

– Хвастаясь в тюрьме друг перед другом своими «геркулесовыми подвигами»!

– А не горько раскаиваясь в содеянном. А если удастся уйти от наказания, то – чувствовать себя чуть ли не равным самому Богу! И начать мысленно с ним тягаться, задумывая новые преступления. И в Статуе Свободы мы с удивлением наблюдаем парадоксальный симбиоз обоих этих понятий: Свободы и Добродетели. Предельно ясно выражающих через неё то, что свобода духа, достигаемая через добродетели, только и может дать нам истинную свободу, освящая светом истины все наши пути. Не позволяя нам оступиться и снова пасть во тьму невежества!

– Так что же теперь делать? – растерялся Ганимед. – Выходит, что именно в этом самом году и произошло то самое «Восстание масс», которое описал в своих трудах Хоссе Ортега-и-Гассет. Последствия которого он и наблюдал, так сказать, на своей шкуре, описывая их в своей работе?

– Да, он пассивно наблюдал, как движимые англосаксами массы, восстав из небытия, свернули все достижения «осевого времени» Карла Ясперса в дугу. Свернув и показав духовной власти свою светскую фигу и полностью захватив с тех пор на планете власть. Поняв, как именно её можно сделать при помощи манипуляций с пальцами исключительно светской и абсолютно бездуховной. Чтобы ни Папа, ни кто иной уже и не мечтали захватить власть ни то что во всём мире, но даже и у себя в римской империи. Разделив с тех пор теософию надвое, одним крылом которой всегда была метафизика, а другим – экспериментальная наука. Но добились лишь того, что этот процесс приобрел настолько необратимый характер, что элита жизни с тех пор и сама начала утрачивать власть над обществом. Они вынуждены были с тех пор уйти в подполье, дабы массы не смели её механизмом плебисцита. Вынужденно выставляя вместо себя вначале премьер-министров, как в Англии, а затем и – президентов, как в Америке. Чтобы умело манипулируя массами заставлять их выбирать то одного кандидата, то его противника. По очереди (за счастьем!) садя на трон то республиканца, то демократа и заставляя массы шумно переживать сцены этого живого театра абсурда. А самим всё это время находиться в тени и дергать сверху массы за ниточки социального инжиниринга и «психологии толпы».

– Они повязали нас по рукам и ногам! Как же быть?

– Нужно возродить прежние идеалы, которые и легли в основу «Осевого Времени» Карла Ясперса. Цивилизуя всех этих варваров, которые вырвались на сцену истории, стремясь разорвать её в клочья! Как некогда бурные воды диких ещё германцев смели с лица земли римскую империю. Заставив Муссолини буквально мусолить и откапывать древний Рим чтобы возродить его законы в душе каждого итальянца. Так и не поняв того, чем он там, на самом-то деле, на древних руинах былой империи с тачкой и лопатой так долго занимался.

– Но как нам быть теперь? Как нам возродить эти идеалы?

– Став самим эталонными образцами новой Элиты Жизни.

– Чтобы потом захватить власть?

– Ну, если только – в душе каждого, – усмехнулся Зевс.– Не думаешь же ты, что кто-то пустит во власть парней с улицы? Поэтому наша главная задача – стать Королями Вечной Жизни. А там массы пусть уже сами решают, стоит ли им нам подражать. Чтобы мы более популярно объяснили и показали на своём жизненном примере то, как им гораздо быстрее и выгоднее стать более цивилизованными и культурными. Действительно став Вечными. Как ты и я. Поэтому, пока они ещё не одумались, смотри вокруг и старайся делать так, чтобы и тебе и другим становилось смешно от того, что они не говорят и не делают так, как ты. А так, как делают все бесы. Новая точка зрения открывает новый вид на жительство!

– А вот «Ветреный сад».

– Давай-давай, – усмехнулся Зевс. – Я и сам ветреный. Как и любой Дар.

– Я бегаю по ветреному саду.

Здесь нет заборов, я бегу…

– То вдруг прижмусь лицом к естественной ограде.

Просовываясь в щелку взгляда

Из мира грёз, за мраком я слежу,

Словно в подзорную трубу.

– Беги ко мне, я подожду!

Возьми с собой, сбежав сюда,

Сбежав с горы, как та вода,

Цветной раскрашенный журнал.

Может, за мной уже беда…

– Бежит, теряясь из вид(р)а.

– Устанем. Сядем под скалой.

Она за сопками с болотом…

– Смотри, здесь пауков висит гигантская работа,

Я скармливаю им непрошенных гостей.

Ты видишь сколько черепов, костей?

Я вспоминаю иногда остроты

Существ, застрявших в частоколе дней:

«Уж капает с губищ горящая

Слюна,

Ты извини, братан, нам кровь твоя кипящая

Нужна-а-а!!!»

– Легчает. Я тихонько возвращаюсь.

А на траве заката сок разлит.

Пыхтит пролуженое солнце…

– Умоюсь светом, а то в саже тени и в крови.

– На облаке летит знакомый граф.

Слетаю. Сяду рядом с ним.

То сплетничает граф, то курит…

– То хочет рот закрыть