себя в течение нескольких секунд, но вскоре не выдерживаю и начинаю осматриваться в поисках хоть какой-нибудь записки.
Ничего.
Не придумав ничего лучше, бросаюсь обратно в спальню. На тумбе, рядом с кроватью, нахожу свой телефон. Видно, Марк и о нем позаботился. Хватаю трубку, снимаю блокировку, собираюсь набрать номер и только теперь понимаю, что звонить-то некуда.
Я так и не додумалась вбить его номер в список контактов. Хочется ударить себя ладонью по лбу. Ну как можно быть такой бестолковой. Это же элементарное действие. Я так привыкла, что он все время рядом, с самого первого дня нашего очного знакомства, что даже не подумала о необходимости записать номер.
Стоп. Очно…
Меня наконец осеняет, в голову приходит первая за утро, здравая мысль. Чат. Я не могу написать Марку, но вполне могу написать Ежику.
Отчего-то тревога никак не отступает, лишь усиливается с каждой пройденной минутой.
Подрагивающими пальцами я начинаю набирать текст. Выходит из рук вон плохо, пальцы совсем не слушаются и я несколько раз промахиваюсь. На написание короткого сообщения у меня уходит не меньше трех минут. Выдохнув, отправляю сообщение и пялюсь на экран. В ожидании проходит несколько минут, но серая галочка никак не хочет превращаться в две зеленые. Он не открывает и его нет в сети, а я в очередной раз ругаю себя за недальновидность.
Следующие два часа я бестолково слоняюсь по квартире, безостановочно повторяя себе, что все в порядке, у него просто могут быть дела. Он ведь не обязан находиться рядом двадцать четыре на семь в качестве круглосуточной няньки.
Все время, пока хожу по квартире, не выпускаю из рук телефон. Каждые пять минут проверяю чат в надежде получить ответ, но его нет.
К тому моменту, когда я уже практически сжираю себя окончательно, в прихожей раздается щелчок. Слышу, как поворачивается в замке ключ и срываюсь с места.
В прихожей обнаруживаю Марка. Не усевает он переступить порог и закрыть за собой дверь, как я бросаюсь к нему и повисаю у него на шее. Прижимаюсь к нему всем телом, словно опасаясь, что он исчезнет.
— Эй, ты чего, ты сейчас меня раздавишь.
Он смеется, а я утыкаюсь носом в его грудь и чувствую, как с плеч падает горя. Он здесь, он рядом, с ним все хорошо.
Обнимаю его, как в последний раз.
— Есь, ты чего? — в его тоне слышится неподдельное удивление.
Марк обнимает меня в ответ, гладит по волосам, целует в макушку.
— Ну чего ты, маленькая.
— Я испугалась, я так испугалась, — всхлипываю.
— Чего? — я слышу, как на комод падает что-то плотное, а потом Марк обхватывает мом плечи и вынуждает отстраниться.
Заглядывает в мои глаза, сводит брови к переносице.
— Есь…
— Я проснулась, а тебя нет, и записки нет, ничего нет, и после вчерашнего, я… у меня даже номера твоего нет, я писала, но ты мне не ответил и…
— Малыш, давай для начала ты начнешь дышать, еще не хватало, чтобы ты потеряла сознание от нехватки кислорода.
— Я…
— Испугалась, я понял. Я думал, что вернусь раньше, но не рассчитал, — он улыбается, убирает выбившуюся прядь моих волос за ухо и отходит на шаг.
— Не рассчитал, повторяю зачем-то.
Марк тем временем скидывает с себя верхнюю одежду и принимается за обувь. Все это время я молча наблюдаю за его действиями.
— Пойдем на кухню, — закончив, предлагает Марк.
Согласно кивнув, я разворачиваюсь и иду в направлении кухни. Переступаю ее порог, делаю пару шагов, останавливаюсь у столешницы и наваливаюсь на нее тазом. Марк входит следом за мной.
— Сесть не хочешь?
— Нет, — качаю головой.
Чувствую, как в теле зудит буквально каждая его клеточка, как по спине пробегаются мурашки и скатывается капелька холодного пота. Осматриваю Марка и вдруг замечаю в его руках плотную черную папку.
— Выспалась? — мягко интересуется Марк.
Он подходит к столешнице, тянется к чайнику и нажимает кнопку.
— Надо позавтракать, — как ни в чем не бывало произносит Марк, а я, отчего-то не могу оторвать взгляда от папки.
— Я хочу сначала поговорить, — говорю твердо, понимая, что пока не расставлю все точки над «и», мне и кусок в горло не влезет.
Марк вздыхает, одаривает меня тяжелым взглядом, но все же соглашается.
— Давай поговорим, — он подходит к столу, кладет на него папку, выдвигает один из стульев и садится.
Внимательный взгляд серо-голубых глаз обращается на меня, и я на секунду теряюсь. Наверное, я никогда не привыкну к тому, как он на меня смотрит. Нежность и легкая тревога в его глазах просто убивают, лишают способности говорить. А он, гад такой, знает, как действует на меня этот щенячий взгляд, понимает это и улыбается нахально. Его улыбка помогает мне немного расслабиться, очевидно, у него хорошее настроение и ничего плохого за сегодня не произошло.
— Где ты был? — хочу спросить о другом, но слова сами срываются с губ.
— Ездил поговорить с твоими родственниками, — спокойно заявляет Марк и кладет руку поверх папки.
Пальцами он едва слышно постукивает по шероховатой поверхности. У меня не остается никаких сомнений в том, что папка как-то касается и меня. Иначе зачем он приволок ее в кухню?
Смысл его слов доходит до меня не сразу, я слишком сосредотачиваюсь на содержимом заинтересовавшего меня предмета, а когда наконец перевариваю сказанное, чувствую, как у меня медленно падает челюсть.
— Что? — мои глаза мгновенно округляются. — Что ты сказал?
— Ты меня прекрасно услышала, — он пожимает плечами, продолжая прожигать меня взглядом.
— Но… но зачем? — я удивленно хлопаю ресницами.
— Затем, что давно нужно было решить вопрос с твоим приданым.
— Каким еще приданым?
Марк расплывается в улыбке, а я понимаю, что окончательно запуталась.
— С таким. Здесь, — он стучит указательным пальцем по папке, — все то, что по праву принадлежит тебе, ну и проценты.
— Я ничего не понимаю, ты можешь перестать говорить загадками?
Он вдруг начинает смеяться. Откидывает голову назад и буквально хохочет, все сильнее вгоняя меня в ступор. Какого черта происходит?
— Марк! — не выдерживаю я и восклицаю громче, чем следовало бы.
— Иди ко мне, — шепчет, все еще посмеиваясь и хлопает ладонью по колену.
— Нет.
— Иди ко мне, — повторяет уже настойчивее, и я сдаюсь, делаю несколько шагов навстречу.
Стоит мне только оказаться на расстоянии вытянутой руки от Марка, как он тут же хватает меня за запястье и тянет на себя. Секунда — и вот, я уже сижу у него на коленях. Он прижимает меня к себе, гладит по волосам и целует в макушку.
— Что ты имел в виду под приданым? — спрашиваю тихо, наслаждаясь его запахом и теплом.
— То и имел в виду, ты у меня завидная невеста: трехкомнатная квартира, два автомобиля, дача, двухэтажный дом в черте города.
— Ч…чего? У тебя температура что ли? Какая невеста, какой дом?
— Невеста, очевидно, моя, или ты тут других женихов видишь? Нет? Впрочем, я такую красоту никому не отдам, столько недвижки, я ж не идиот, в самом деле, — он снова смеется, за что получает от меня кулаком в плечо.
Я хмурюсь, стараясь переварить сказанное Марком. Мысли путаются, сердце стучит, как ненормальное. Что значит, завидная невеста? Он что же… Он…
— Этого быть не может, — произношу и ошарашено смотрю на Марка.
У меня ведь ничего нет, вообще ничего. После смерти родителей у меня ничего не осталось, по крайней мере так твердила тетка, когда в очередной раз попрекала меня куском хлеба.
— Почему не может, а это тогда что? — он кивает на папку и снова улыбается.
— Но… почему? Как? — я даже не уверена, что понимаю, о чем вообще спрашиваю.
— Твои дядя и тетя любезно согласились сделать тебе подарок, — невозмутимо произносит Марк, а я чувствую, как лезут на лоб мои глаза.
— Да они бы в жизни никогда сами…
— Я и не говорил, что сами, я сказал, что они согласились, — так же невозмутимо продолжает Марк, — все это — твое по праву, я просто вернул тебе то, что у тебя незаконно отняли.
— Кто ты такой?
— Ежик, Мышка, Ежик, исполняющий желания.
— Марк.
— Что, Марк?
— Что ты сделал? — я смотрю на него пристально, старательно рассматриваю каждую черточку его лица.
— Я? — он вскидывает брови. — Ничего.
— Сначала Карелин в твоем кабинете, теперь вот это, объясни мне, что происходит!
Глава 39
Тараню его взглядом, не желая отступать. В самом деле, я уже мало что понимаю.
Марк говорить не торопится, только лыбится довольно и смотрит на меня как-то странно, будто я зверюшка диковинная.
— Мышка, я тебе тут предложение, можно сказать, сделал, а тебя какой-то Карелин волнует.
Я открываю рот, чтобы ответить, но слова застревают посреди горла.
Какое
