Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
если бы потребовалось, что бы кто-нибудь прыгнул бы за борт, чтобы напасть на акулу, все на борту подумали бы, что эта обязанность, как само собой разумеющееся, принадлежит лейтенанту Кросстрису. Действительно, как я узнал впоследствии, в британском флоте у него было довольно необычное прозвище. Это был невысокий светловолосый мужчина с бледным лицом и блестящими глазами, для которого жизнь на плаву по всем своим качествам бесконечно превосходила жизнь на берегу. Если когда-либо и был человек, всецело преданный своей профессии, то это был лейтенант Кросстрис. Казалось, его не интересовали ни женщины, ни епископы, ни судьи, ни члены парламента. Все они были как дети, скитающиеся по миру в своем глупом наивном невежестве, защищать которых было долгом моряка. Следующим за матросом шел солдат, как будто у него было какое-то родственное занятие, но с очень большим отрывом. Среди моряков британский моряк, то есть британский военный моряк, был единственным, кто действительно был достоин почестей, а среди британских моряков офицеры на борту канонерской лодки его превосходительства "Джон Брайт" были теми немногими счастливчиками, которые забрались на вершину пирамиды. Капитана Баттлэкса он считал султаном мира, но а он был визирем султана и, полностью контролируя дисциплину на корабле, был, на мой взгляд, его настоящим хозяином. Мне следовало бы заранее сказать, что человек с таким характером был совсем не в моем вкусе. Все, что он любил, я всегда ненавидел, и все, что он презирал, я почитал. Тем не менее он мне очень понравился, и я нашел в нем противника Установленного срока, который поколебал мое мнение больше, чем Красвеллер со всеми его чувствами или сэр Фердинандо со всеми его аргументами. И он добился этого несколькими резкими словами, перед которыми я счел почти невозможным устоять.
– Проходите сюда, господин президент, – сказал он. – Вот где вы будете спать, и учитывая, что это всего лишь корабль, я думаю, вы найдете его довольно удобным.
Ничего более роскошного, чем отведенное мне место, я и представить себе не мог на борту корабля. Впоследствии я узнал, что каюты были предназначены для использования путешествующим адмиралом, и из того факта, что они были предоставлены мне, я сделал вывод, что Англия намеревалась искупить ущерб, нанесенный стране, личным уважением, проявленным к бывшему президенту республики.
– Мне, во всяком случае, будет удобно, пока я здесь. Это само по себе уже кое-что значит. Тем не менее я должен чувствовать, что я пленник.
– Не больше, чем кто-либо другой на борту, – сказал лейтенант.
– Сегодня утром ко мне подошел военный караул, чтобы присмотреть за мной. Что бы сделала эта стража, предположив, что я сбежал?
– Нам бы пришлось подождать, пока они вас не поймают. Но никто не предполагает, что это возможно. Президент республики никогда не убегает один. В пять часов в офицерской столовой будут подавать чай. Я оставлю вас до тех пор, поскольку вы, возможно, захотите найти себе занятие.
Сразу после этого я поднялся на палубу и, оглянувшись назад, поверх гакаборта смог разглядеть лишь сверкающие шпили Гладстонополиса вдалеке.
Сейчас было время для размышлений. Я нашел удобное место на корме судна и сел, чтобы обдумать все, что сказал мне Красвеллер. Мы с ним расстались, возможно, навсегда. Я не был в Англии с тех пор, как был маленьким ребенком, и теперь не мог не чувствовать, что обстоятельства могут задержать меня там, или я вообще умру там, или что Красвеллер, который был на десять лет старше меня, может быть уже мертв до того, как я вернусь. И все же мы не произнесли обычного прощания. В своих последних словах он ограничился Установленным сроком, настолько полно его сердце было увлечено этим предметом и настолько он был полон решимости убедить меня. И каков был результат того, что он сказал? Не то чтобы доктрина о Установленном сроке была неправильной сама по себе, но она была невыполнима из-за ужасов, сопровождавших ее последние мгновения. Это было уединение, в котором следовало провести последний год, вид вещей, которые напоминали бы старику о приближающейся смерти и общее ощущение, что дела и радости жизни закончились и что наступила могильная тишина. К этому следовало добавить уверенность в том, что смерть наступит в какой-то заранее назначенный день. Все это явно относилось к состоянию того, кто должен был уйти, и ни в коей мере не влияло на благосостояние тех, кто должен был остаться. Он не пытался сказать, что для блага всего мира вся эта система была негодной. В том, что это зло постигло бы самого Красвеллера, не могло быть никаких сомнений. Хотя дюжина товарищей могла бы навещать его ежедневно, он чувствовал бы, что колледж – это уединение, потому что ему не разрешили бы выбирать себе неразборчивых в связях товарищей, как во внешнем мире. Но обычай, без сомнения, создал бы лекарство от этого зла. Когда человек знал, что так и должно быть, ему хватало бы дюжины посетителей. Тридцатилетний молодой человек путешествует по всему миру, но семидесятилетний старик довольствуется относительной замкнутостью своего собственного города или, возможно, собственного дома. Что касается ужасности того, что можно было увидеть, то это, без сомнения, можно было убрать с глаз долой, но даже это можно было бы исправить обычаем. Дела и удовольствия жизни в Установленный срок, как правило, были лишь притворством и воспоминанием об удовольствиях. Человек знал бы, что судьбоносный день приближается, и готовился бы к нему с бесконечно меньшей тревожной болью неопределенности, чем во внешнем мире. Тот факт, что смерть должна наступить в назначенный день, несомненно, был бы ужасен до тех пор, пока человек мог бы привычно сравнивать свое положение с положением тех немногих избранных, которые, на его собственной памяти, счастливо дожили до более преклонного возраста, но когда придет время, когда таких стариков уже не останется, я не мог не думать, что будет создано условие, не препятствующее спокойствию. Сидя там и прокручивая все это в уме, в то время как мои глаза покоились на яркой глади прозрачного, как стекло, моря, я действительно осознал, что Установленный срок, со всеми его преимуществами, был таков по своей природе, что его обязательно нужно отложить до подготовленного к нему поколения. Красноречие Красвеллера произвело на меня такое впечатление. Я действительно видел, что у нынешнего поколения было бы невозможно вызвать чувство удовлетворения системой. Мне следовало бы заявить, что это начнется только с тех, кто в настоящее время еще не родился, чтобы развеять естественные страхи матерей, а не с тех, кто должен
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
