Аня зажмурилась и накрылась одеялом с головой, потому что перед глазами всплыла вторая картинка.
Бар «Последняя струна», столик у окна, фанатский сайт «Крещендо» в смартфоне и бутылка мартини. Боже, какое же было жалкое зрелище! Одинокая заплаканная женщина тет-а-тет с выпивкой. Тет-а-тет, правда, не продлился долго. Ведь женщина с мартини — это почти как женщина под красным фонарем, только бесплатная. Именно с таким выражением морды к ней вчера и клеились. Двое… или трое… Неважно. Она всех послала. Последнего кажется даже матом, итальянским. Почему-то ее вчера пробило на итальянский мат. Кажется, после того как она увидела на сайте этот самый чертов оторванный рукав…
Вспомнилось, как она сбежала от последнего «ухажера», поймала такси и велела ехать… сюда. По дороге репетируя речь. Обвинительную. Состоящую больше чем наполовину все из того же итальянского мата. Боже. Стыдно-то как!
Явилась, как озабоченная фанатка, выяснять отношения. Наорала. Разрыдалась. Снова наорала. Даже по морде съездила, что-то крича про чертов оторванный рукав. Правда, промазала. И сама свалилась — поскользнулась на свежем льду. Коленка до сих пор болит. Хорошо, ее вовремя поймали и не позволили ничего себе сломать. Хотя может и не сломала бы. Пьяным и дуракам везет. А она вчера именно такой и была — пьяной дурой. Дался ей этот рукав!
Она бы зажмурилась сильнее, но было уже некуда. Оставалось разве что сбежать, пока он где-то там мурлыкает и варит кофе. Тихо-тихо сбежать…
Высунувшись из-под одеяла и морщась от слишком яркого света, Аня попыталась найти взглядом свою одежду… хм… как-то она совсем не помнила, каким образом оказалась раздетой. И что вообще было потом, после того как ее на руках несли в квартиру, а она вырывалась и орала что-то… а черт бы помнил, что именно! Но кажется там опять фигурировали фанатки, помада и рукав…
«За что, за что, о боже мой!» — тут же зазвучали в голове куплеты из «Летучей мыши». Очень, очень подходящие к случаю.
— Анечка, — послышалось тихое от двери, — с добрым утром.
Аня вздрогнула, волевым усилием заставила себя выпрямиться (а не забиться под подушку) и независимо поглядеть на Артура, вошедшего в комнату.
Бывший был одет в одни лишь трусы и выглядел… да как он смеет, зараза, так выглядеть, когда у нее похмелье? Свежий, чисто выбритый, бодрый и довольный жизнью, как… как… сволочь! Мерзавец! Еще и кофе ей принес! С миндальными пирожными! И мензурку с какой-то шипучей дрянью, наверняка от похмелья. А чтобы мало не показалось, на краю подноса еще и роза лежала. Белая. Негодяй!
Негодяй присел на край кровати, нежно улыбнулся и, поставив поднос себе на колени, протянул ей мензурку.
Аня ее царственно приняла и выпила антипохмельную дрянь. Прикрыла глаза — всего на мгновение. Не потому что ей было стыдно, а… а просто так. И почему-то не возмутилась, когда ее осторожно поцеловали в кончик носа. Только вздохнула.
Организм замер в размышлении: подействует шипучая дрянь или расстаться с ней немедленно?
— Кофейку или сначала тазик? — непринужденно осведомился Артур, касаясь прохладной ладонью ее лба.
— Кофейку, — почти не сипло ответила Аня, открывая глаза: организм определился, и тошнота отступила.
Артур смотрел на нее без малейшего ехидства. Хорошо смотрел, открыто и спокойно. Так, словно она вчера не устроила ему… то что устроила.
«За что, за что, о боже мой?!»
— Я… извини, — пробормотала она после пары глотков кофе и отвела взгляд. — Не стоило мне…
— Стоило, Ань, — очень серьезно оборвал ее Артур. — Жаль только что вчера, а не пару лет назад.
Аня передернула плечами. Пару лет назад ей казалось, что они справятся. Каким-то чудом все наладится без скандалов, что Артур поймет, изменится. Ужасно глупо.
Особенно глупо то, что она даже толком не помнит, что вчера ему наговорила. Ну кроме проклятого оторванного рукава. Как-то она совсем потеряла самоконтроль.
— Прости меня, Анют. Я такой дурак, я с ума сойти какой дурак. Хуже Д`Артаньяна.
— Хуже, — согласилась Аня. — Вокалист ты, и в голове у тебя резонаторы.
Артур только плечами пожал. Ну, вокалист. Ну, резонаторы.
— Я тебя люблю, — сказал он самое главное. — Ты только меня не прогоняй.
Теперь уже она пожала плечами. Толку-то его прогонять. Если сама приперлась.
— Вкусный кофе, — сказала она, только чтобы что-нибудь сказать.
На «Я тоже тебя люблю» она пока была не готова, как и на «Возвращайся домой, придурок».
— Ань, давай сегодня сходим куда-нибудь поужинать. После репетиции.
О боже. Репетиция. Сегодня — опять! Две штуки! Сначала в Оперетте, потом с Бонни. Если она после этого сможет на ногах стоять, уже будет чудом. А дома — Катя с декларацией независимости и воплями на тему «херографии». Впрочем… а черт с ними, с воплями. Она не обязана их слушать.
— Не поздновато ли ты зовешь меня на свидание? — все еще не в силах расслабиться и не искать подвоха, спросила она.
— Сходить на свидание с самой красивой женщиной на свете никогда не поздно, — заявил Артур и убедительности ради поцеловал ее руку.
Ох, как поцеловал… Неторопливо, уверенно коснулся сначала пальцев, а потом перевернул кисть и провел губами по запястью, там где пульс. Ане тут же захотелось запустить пальцы ему в волосы, притянуть его к себе и…
— Ладно, сходим… Артур… Ох, Артур!..
«Шествие троллей» в металлической аранжировке раздалось, когда Аня напрочь позабыла и о репетиции, и о нечищеных зубах, и о всяких глупых ссорах. Она вздрогнула, оттолкнула Артура — но он и сам отстранился, неохотно и с сердитым ворчанием:
— Я убью тебя, лодочник!* — наверняка имея в виду Бонни Джеральда. Или Леву. В общем, работу, которая жизнь. И, уже нашарив телефон на тумбочке, но до того как принять вызов, обернулся к Ане: — Вечер — наш. Обещаешь?
— Обещаю.
* «Я убью тебя, лодочник» — цитата из песни профессора Лебединского.
…
— Вот что ты смеешься? — недовольно проворчала женщина его мечты. — И вообще, останови машину!
Теперь рассмеялся Артур.
— Останови, говорю, повторила Аня. — Я выйду за квартал. Чтобы никто не видел!
Его женщина. Вредная, скандалящая, вывалившая вчера на него все беды мира, включая бунт дочери, ревность к фанаткам — какие, оказывается, стойкие помады нынче! Еще было что-то про му́ки совести самой Анны, в которых виноват тоже он. Ладно, согласен. Он на все был согласен вчера, потому что жена пришла сама. Видимо, донести до него, насколько он ей безразличен.
И еще она сказала, что накануне приехала его караулить, чтобы запалить с фанаткой и уж точно перестать переживать из-за мести. И понять, что все она сделала правильно. Отомстила по делу! А он, подлец такой, и тут ее обломал. Вот что он за человек. Гад ведь, а не человек!
