Или возьмем криптовалюты. Многих горячих сторонников криптовалюта привлекла отнюдь не только возможностью разбогатеть. Они видели в ней возможность изменить мир. Верить в будущее криптовалюты означало быть диссидентом — бороться за свободу человечества от тирании влиятельных централизованных учреждений. Как выразился один ранний энтузиаст биткойна, «вы помогаете пришествию совершенно новой финансовой эры! Вы лишаете большие банки незаработанной власти над массами, помогая создавать денежную единицу, которую контролирует каждый!».
Люди, считающие себя пессимистами, и те, кто считает себя оптимистом, равно гордятся своим видением мира. Оптимисты часто выражаются так, словно обладать положительными убеждениями — это добродетель. «Несмотря на то что очень легко выбрать цинизм, я выбираю верить в неотъемлемую доброту человечества», как выразился один оптимист[191]. В то же время пессимисты считают себя утонченными людьми, способными воспринимать всю сложность мира, в отличие от приторно-сладких оптимистов: «Для тех, кто работает в области инвестиций, бык безответственен и легкомыслен, как чирлидерша, зато медведь — проницательный ум, способный видеть дальше газетных заголовков», — заметил один инвестор[192].
Гордость и ощущение, что на тебя нападают, зачастую взаимно подпитывают друг друга. Например, сторонники полиамории, говоря о выбранном стиле жизни, могут показаться самодовольными или заносчивыми, пишет известный блогер-полиамор Эли Хейна Дадабой. Но такая реакция объяснима, ведь полиаморы постоянно сталкиваются с враждебностью окружающих. «Когда окружающий мир все время кричит, что вы глубоко заблуждаетесь, заявление о своем превосходстве может показаться законным и единственным способом противостоять таким сильным негативным посланиям», — заявляет Дадабой[193].
«Войны за вероятность»
Страсти вокруг идентичности бушуют даже в дискуссиях по самым сухим научным вопросам и самым загадочным для непосвященных темам. Не верите? Позвольте познакомить вас с давним спором между частотниками и байесианцами — двумя фракциями статистиков, по-разному анализирующих данные. В корне их спора лежит разногласие по простому философскому вопросу.
Частотники определяют вероятность события объективно: насколько часто оно происходит в длинной серии экспериментов. Частотник скажет, что вероятность подброшенной монеты упасть орлом вверх — 1/2, потому что, если бы мы могли подбрасывать монету бесконечное число раз, она падала бы орлом вверх в половине случаев. Байесианизм же основан на теореме Байеса, названной в честь Томаса Байеса, английского математика и священника, который первым ее сформулировал. Байесианцы определяют вероятность события субъективно: насколько некто уверен, что это событие произойдет. Помните упражнения, которые мы выполняли в главе 6? Мы учились давать численную оценку своей уверенности в некоем утверждении, сравнивая его со ставками, вероятность выигрыша в которых нам известна, и спрашивая себя, согласны ли мы сделать такую ставку. Байесианец назовет эту величину вероятностью, а частотник — нет.
Возможно, вы думаете, что эти дискуссии ведутся исключительно в высоконаучных терминах и происходят в серьезных рецензируемых журналах. Однако в течение нескольких десятилетий проводилась ежегодная конференция байесианцев, участники которой пели песни, восхваляющие байесианство и осмеивающие частотников. Вот вам для примера один куплет (его положено петь на мотив «Боевого гимна республики»):
Мы узрели, как во славе Байес сам явился нам, Как частотников изгнал он и грехи их разметал… Слава, слава, вероятность! Слава, слава, субъективность! Он правды держит шаг[194].
Конечно, эта песня шуточная. Но, как в любой хорошей и проницательной шутке, в ней есть доля правды. Почитав блоги статистиков, вы обнаружите, что частотники и байесианцы обвиняют друг друга в иррациональных предрассудках, обличая частотников-фундаменталистов, частотников-фанатиков, антибайесианские предубеждения, самодовольных байесианцев, озлобленных антибайесианцев, байесианцев-заводил и твердокаменных байесианцев. Один статистик даже отрекся от байесианизма и опубликовал у себя в блоге статью «Как уйти из байесианской секты и начать дышать свежим воздухом»[195].
Как и многие другие битвы за идентичность, войны за вероятность начались в 1980-х годах, когда байесианцы почувствовали, что на них нападают. Им приходилось быть осторожными и не слишком часто упоминать «плохое слово на букву б», чтобы не прослыть скандалистами. По крайней мере одного преподавателя — сторонника байесовских методов — «ушли» с кафедры за несогласие с генеральной линией. «Мы всегда были угнетаемым меньшинством, борющимся за признание»[196], — вспоминал Алан Гельфанд, один из первых сторонников байесианства. Но сейчас ситуация поменялась. За последние 15 лет байесианство обрело популярность, и частотники почувствовали, что их задвигают на задний план, — до такой степени, что одна частотница опубликовала у себя в блоге статью «Частотники в опале»[197].
Войны за вероятность даже перехлестнули через край научного мира в ту часть интернета, где водятся нерды. В 2012 году в серии веб-комиксов «xkcd» появилась карикатура, в которой частотников противопоставляли байесианцам и высмеивали[198]. Реакция оказалась такой острой, что один комментатор пошутил: «В следующий раз лучше нарисовать что-нибудь про израильтян и палестинцев — скандал выйдет не такой сильный»[199].
