— Она не желала нашей свадьбы, — с сомнением в голосе проговорил маркиз. — И всеми силами пыталась избежать ее.
— Как по мне, это тоже частица плана, если хочешь знать. Тебе как никому другому должно быть известно: женщина тем привлекательнее для мужчины, чем она недоступнее для него. А твоя малышка как нельзя лучше сыграла в недотрогу.
Кровь ударила в виски так резко, что Николай едва смог совладать с собой. Перед глазами пронеслась вереница вечеров, когда он, опытный и известный в свете искуситель, совершенно бесчестным образом забирал у этой крошечной девочки ее гордость, по крупицам отламывая ее от чистой души. Но высокородное общество всегда скорее обвинит женщину в распутности, чем позволит запятнать имя соблазнившего ее мужчины, — и, похоже, наследник императора не был исключением.
— Вот, значит, как? — Николай, не помня себя от ярости, сделал несколько размашистых шагов в направлении друга. Судорожно сжал кулаки, пытаясь затушить в них оживающий огонь, и ошеломленно замер, запоздало беря себя в руки. Не позволяя чувству сомнения в невиновности своей жены зародиться в сердце, он все же отметил неприятное ощущение, растекшееся внутри прогорклой патокой. Голос маркиза заледенел, и он с показным сарказмом заметил: — А свою семью тоже, по-твоему, убила она?
Павел пожал плечами:
— Тут могло быть по-всякому. Все же… семьей их назвать было сложно с учетом того, что мне известно.
— Отец любил Ольгу, — уверенно проговорил Николай, с невыразимой тоской понимая, что после внезапной гибели родителя его жена этого больше никогда так и не узнает. — Он и увез ее подальше от себя, когда понял, что выжить ему не позволят. Да и дед в ней души не чаял…
— Может, оно и так. А может, и нет. Здесь мне сложно судить, Коля, — печально возразил цесаревич. — Но мертвая сила в твоей малышке живет, этого отрицать нельзя. И если представить, что некромант был не один… тогда легко объясняется, как наследник крови Воробьевых смог выжить.
— И как же? — с издевкой спросил огненный маг.
Павел выжидающе посмотрел на старого друга, раздумывая, стоит ли говорить ему обо всех своих опасениях. И все же решился, совершенно явственно понимая: на кону стояло не только личное счастье чиноначальника особого кабинета — судьба огромной империи могла решиться в эти минуты.
— Никак! — с чувством произнес он. — Как по мне, погиб он в ту ночь. А вот его союзницу ты сам охотно спас, укрыв от своей же силы созданным тобой щитом. Не находишь, что в этой истории слишком много совпадений?
Николай и сам понимал это. Тряхнув головой, будто бы пытаясь отринуть все сказанное цесаревичем, он медленно повернулся в сторону широкого окна со стоящим подле него резным столиком. Молча наполнил бокал янтарным бренди, осушив его всего парой глотков, и снова обернулся к цесаревичу.
Слишком много правды звучало в его словах, но это-то и настораживало. Ведь если бы так просто можно было решить эту загадку, он, Николай, наверняка бы уже справился… или нет? А что, если Павел прав и он действительно позволил себе то, чего позволять не следовало?..
Вот только два новых рода, отмеченных мертвой силой, не давали ему покоя, рождая надежду.
— До бала осталось пять дней, — задумчиво напомнил он цесаревичу. — У нас еще есть время.
— Тут я с тобой не соглашусь: времени почти не осталось. Поляковы говорят, отец может не протянуть даже этих нескольких дней…
Понимая всю сложность ситуации, Николай, плеснув себе еще бренди, поинтересовался:
— Что же ты планируешь делать?
— Что и всегда, — спокойно ответил Павел, подходя к другу и следуя его примеру. — Выстоять вопреки всему. С твоей помощью, кстати.
Огненный маг согласно кивнул:
— Мне нравится твой план.
Залпом выпив содержимое бокала, быстро позволившее ему расслабиться, цесаревич снова опустился в кресло, заняв на сей раз более удобную позу, и уже спокойнее улыбнулся:
— Вынужден признать, твоя малышка маркиза мне по душе, но все же… я прошу тебя быть с ней осторожнее. Боюсь, даже если девчонка ни в чем не замешана, ее постараются убрать. И сделают это как можно скорее — как убрали отца и деда… С сожалением замечу, что ни в одном месте в Старороссии для нее больше не безопасно.
Огненный маг понимающе кивнул. Распрямил плечи, готовый уйти, но в последний момент предупреждающе обернулся к престолонаследнику. Тон его голоса снова изменился, но на сей раз в нем не сквозило ни капли недозволенной ярости — лишь холодная решимость и сухое предупреждение:
— И да, Павел. Не знаю, понял ли ты, поэтому проясню: если среди высокородных бездельников и их жен-сорок я услышу хотя бы слово беспричинной клеветы на Ольгу, сдерживать себя не стану. Это относится ко всем.
Цесаревич возмущенно сжал зубы, резко выпрямив спину. До сих пор ни единому человеку в Старороссии не позволялось говорить с ним подобным образом, и даже сам чиноначальник всегда держал себя в руках, но сейчас… Видимо, эта девушка была по-настоящему дорога ему, раз он допустил не просто намек — открыто высказанную угрозу его императорскому высочеству.
Не дожидаясь ответной реплики старого товарища, огненный маг мигом взвился в пламени, чтобы минутой позже открыть портал в особый отдел министерства. Бумаги для него подготовят немедленно, в этом Николай не сомневался. Его беспокоило другое.
Осознание того, что за принятое решение придется заплатить слишком высокую цену, скребло душу острыми когтями, ведь даже несмотря на столь короткое время, пока он знал свою жену, становилось очевидным: Ольга не простит предательства.
И все же… иного выхода ему не оставили.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой наступает пугающее время прощаться и прощать
…что началось необыкновенным образом, то должно так же и кончиться.
М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени Перрон петергофского вокзала гудел переполненными составами, отправлявшимися с путей едва ли не каждые полчаса.
Повсюду сновали мальчишки-носильщики, готовые за пару медяков доставить багаж любого веса к нужному поезду. Слишком мелкие, они порхали между пассажирами так проворно, что едва были заметны в толпе.
А та все ширилась.
Разбивала стоптанными сапогами уже начавший сгущаться вечерний воздух у каменного настила платформы и торопливо двигалась дальше. Десятки взволнованных горожан, слишком занятых своими проблемами и абсолютно глухих к чужим, толкаясь, пробегали мимо.
Пытаясь найти в царившей суматохе хоть какой-то ориентир, я бросила беглый взгляд на часы — всего лишь половина шестого, но поезд, видимо, должен скоро подойти, потому как гул голосов и двигателей протяжно слился в единую какофонию резкого свиста и оглушительного шипения, от которого отчаянно захотелось если не спрятаться, то хотя бы закрыть уши.
