* * *
В следующий после устроенного метисом пиротехнического представления вечер полковник Армстронг и его будущий зять сидели в бывшей миссионерской трапезной, обращенной в сносную столовую. Они были не одни – салон с ними делили еще шесть или семь представителей лучших семейств колонии. То были приглашенные на обед гости.
С едой было покончено, часы пробили десять, и дамы удалились из-за стола, а мужчины остались, потягивая отборный кларет, который Дюпре, этот заокеанский Лукулл, захватил из своих луизианских погребов.
Сам Армстронг, по причине своих шотландских корней, предпочитал виски, и стакан с этим лучшим во всем мире напитком стоял на столе перед ним. Его наполняли уже трижды.
Нет необходимости говорить, что в этот миг он не испытывал печали. После трех порций виски любой повеселеет, и полковник не был исключением. Сидя во главе стола, он шутил со своими гостями. Поначалу беседа шла на общие темы, но затем приняла конкретный оборот. Кто-то привлек внимание к человеку, прислуживавшему им за столом, но в данный момент вышедшему из комнаты.
Этим человеком был доверенный слуга Дюпре Фернанд, исполнявший, как уже упоминалось, обязанности дворецкого, лакея и управляющего делами.
Как это бывает со слугами высокого полета, метис исчез, как только со стола убрали скатерть, поручив своему помощнику разливать вино. Так что в этом уходе не было ничего удивительного – его никто и не заметил бы, не соизволь один из гостей упомянуть о нем в разговоре.
– Дружище Дюпре, – сказал молодой хирург, решивший присоединиться к новой колонии. – Откуда у вас взялся этот парень, Фернанд? Что-то не припомню его у вас на луизианской плантации.
– Я нанял его в Натчиточесе, во время сборов. Вы же знаете, что прежний мой дворецкий умер прошлой осенью от малярии. Я похоронил его, пока мы были в Новом Орлеане. Но Фернанд превосходит его во всех отношениях: и счета по плантациям ведет, и за столом прислуживает, и экипажем правит, и на охоте помощник. Удивительно разносторонний парень – гений, одним словом. И что еще удивительнее – до мозга костей предан своим обязанностям, прямо-таки их раб.
– И какого же роду-племени этот великолепный Крайтон?[36] – осведомился другой гость. – На вид это помесь испанца с индейцем.
– Так и есть, – ответил молодой плантатор. – По крайней мере, Фернанд сам так утверждает. Отец его испанец, или, точнее, мексиканец, а мать – индианка из племени семинолов. Полное его имя Фернандес, но я для удобства отсек последний слог.
– Дурная эта смесь, испанца с семинолом, – заметил тот самый гость, что задал вопрос. – И то, что испанец был на самом деле мексиканцем, ее не улучшает.
– Мне не нравится его физиономия, – заметил третий собеседник.
Все с нетерпением ожидали, что скажет Уортон, доктор. Ясно было по самой манере, с которой он завел разговор, что молодой медик знает или подозревает что-нибудь неблагоприятное относительно дворецкого. Но вместо этого он предложил второй вопрос.
– Осмелюсь спросить, мистер Дюпре, есть ли у него рекомендации?
– Нет, – признался хозяин слуги. – Он пришел ко мне перед самым нашим отъездом из Натчиточеса и попросил дать место. Сказал, что знает Техас и готов быть проводником. Поскольку проводников я уже нанял, то отказал ему. Тогда он заявил, что готов на любую работу. Видя, что парень это ловкий, я поручил ему собственный багаж. С тех пор он оказал нам столько разнообразных услуг, что я доверил ему все, даже мою скромную шкатулку с деньгами.
– Но не поступаете ли вы неосторожно, облекая его таким полным доверием? – продолжал молодой медик. – Вы, надеюсь, извините меня за это замечание?
– О, конечно, – отвечал Дюпре с искренностью. – Но почему вы завели этот разговор, мистер Уортон? У вас есть какая-то причина усомниться в честности Фернанда?
– Да, и не одна. Прежде всего, этот человек внушил мне антипатию с первого взгляда, а так как я никогда раньше его не видел и не слышал о нем, то, стало быть, ничто не могло настроить меня против него. Легко можно впасть в ошибку, если судить по одному внешнему впечатлению, и я никогда не позволил бы себе поддаться этому влиянию, если бы кое-что другое не заставило меня убедиться, что ваш слуга не только не чист на руку, но и, может быть, даже похуже вора.
– В самом деле? – воскликнули единодушно все сидевшие за столом и стали просить объясниться.
– Ваши слова прозвучали весомо, доктор, и мы с нетерпением ожидаем, чтобы вы растолковали их, – заметил полковник Армстронг.
– Извольте, – отвечал молодой врач. – Я вам скажу, что побудило меня составить такое неблагоприятное мнение о Фернанде, а дальше уж решайте сами. Вчера около полуночи мне пришла фантазия прогуляться до реки. Я зажег сигару и вышел. Не могу сказать в точности, как далеко я забрался, но знаю, что, когда я подумал о возвращении, длинная сигара марки «Генри Клей» уже почти догорела. В эту минуту я отчетливо услышал шум человеческих шагов. Случайно я находился тогда под деревом, так что меня было не видно. Я увидел этого ночного бродягу и узнал в нем доверенного слугу мистера Дюпре. Он шел от брода, где, как вам известно, нет никакого жилья. Это, впрочем, нисколько не поразило бы меня, если бы я не заметил, что когда этот человек проходил мимо, по направлению к дому, то шел не прямо по дороге, а пробирался между окаймляющими ее деревьями. Бросив окурок, я последовал за ним так же осторожно. Вместо того, чтобы выйти спереди, он обошел сад сзади, где я потерял его из виду. Добравшись до места, где Фернанд исчез так таинственно, я увидел в стене пролом, через который он, без сомнения, и прошел. Вот вы и объясните все это.
– Что вы сами думаете об этом, Уортон? – спросил Дюпре.
– Изложите свои умозаключения! – присоединились к нему остальные гости.
– Честно говоря, я и сам не знаю. Признаюсь, я не могу объяснить поступков этого малого, которые, согласитесь сами, были очень странны. Как я уже вам сказал, этот ваш мастер на все руки мне с самого начала не понравился, а теперь я более чем когда-либо расположен не доверять ему. Несмотря на это, я не могу придумать, что он делал ночью. А вы, джентльмены?
Никто не мог угадать. Странное поведение Фернанда было для всех загадкой. Действительно, это обстоятельство наводило на серьезные размышления. Многие пытались объяснить его, но ни одно из высказанных предположений не казалось правдоподобным.
Если бы по соседству находился поселок, то можно бы было предположить, что слуга Дюпре возвращался оттуда, а скрывался, потому что задержался допоздна и боялся выговора от господина. Но таких соседей не имелось, и теория не выдерживала критики.
С другой стороны, если бы было слышно, что в округе бродят враждебные дикари, поведение метиса наверняка насторожило бы тех, кто принимал участие в обсуждении.
