Дорогая, слышишь, они зовут из лесов?Зовут меня в поле Печали.Дорогая, чувствуешь, они идут из лесов?Забрать меня в поле Печали.Дорогая, отведи меня, позволь прилечь мне,Унеси меня в поле Печали, пока они не пришли ко мне…
Это была песня о прежней королеве и чемпионке, которая помогла ей уйти из жизни. Силы покидали королеву, и она хотела выбрать время своей смерти – эта мелодия говорила о моменте, когда она выпила сок со смертельными ночными ягодами, лежа среди цветов в поле. Новая королева приказала вырасти лесу на месте этого поля, чтобы отдать дань смелости прежней правительницы, решившейся умереть до того, как она была убита. Это была одна из тех песен, которую все знали, но мало кто пел.
– Чемпионкой была она? – спросила Далеина.
– Она покинула ряды чемпионов после смерти королевы. Но воспитала своих детей так, чтобы один из них последовал ее примеру и служил Аратею. Один стал пограничным стражем, другой – певцом, а самым младшим был Вен. Когда его изгнали… Достаточно сказать, что он давно не виделся со своей семьей.
Далеина почувствовала, что повязка спала с ее глаз.
– Откуда ты это знаешь?
– Мой бывший учитель, мастер Попол, узнал о нем все, прежде чем нанимать. Мастер Попол любит поговорить. – Он пожал плечами, и Далеина была достаточно близко, чтобы это почувствовать. – Открой глаза и скажи, что видишь.
Она осторожно открыла глаза. Сначала увидела лишь янтарное пятно, и сердце сжалось. «До сих пор не поправилась», – подумала она. Против ее воли у нее на глазах навернулись слезы.
– Хорошо, – одобрил Гамон. – Пусть текут.
Она моргнула, слезы смочили глаза и струйками потекли по щекам. Далеина подняла руку, чтобы стереть их, но Гамон поймал ее.
– Хорошо. А теперь посмотри на меня. Сфокусируй зрение.
Слезы закончились, Далеина попыталась рассмотреть, что находится перед ней, – пятно, которым оказалось его лицо в свете янтарного пламени костра. У него черные волосы и темная кожа, которая сливалась с темнотой. Он раскрыл рот, будто собирался что-то сказать, но замолчал. Глаза изумрудно-зеленые, они выделяются на фоне белков, все размыто, но различимо. Он смотрел на нее не моргая, этими зелеными-зелеными глазами, и Далеина решила, что зеленый – самый чудесный цвет из всех, какие она видела за свою жизнь. Зеленее, чем папоротник весной. Зеленее, чем лесная верхушка на рассвете. Зеленее, чем ее собственные глаза, которые уставились на него в ответ и впервые его по-настоящему увидели.
Его губы – она могла точно сказать, что это мягкие, красивые губы! – изогнулись в улыбке.
– Ты смотришь на меня. Я могу сказать точно. Ты меня видишь.
«Да» было слишком слабым слово. Нет подходящих слов. Далеина не могла говорить, думать или дышать. Только таращиться. Ее рука дрожала, когда она осторожно коснулась его щеки. Та была мягкой под ее пальцами, даже щетина у него была мягкой, как брюшко у ежа.
«Откуда такие мысли?» Ей захотелось засмеяться и тряхнуть руками.
Она увидела, как выражение его лица приняло беспокойный вид – уголки губ поползли вниз, и тонкая морщинка образовалась на лбу, но она расплывалась, когда Далеина пыталась разглядеть ее. Он смотрел на нее так, будто Далеина была самой ценной во всем мире. Не так, как лекарь смотрит на пациента, а будто она была особенной, важной… и она поняла, что ей приятно – приятно, как он заботится о ней, приятна щедрость его сердца и глубина его доброты. А еще она поняла, что так и не ответила ему. Наклонившись, Далеина коснулась его губ своими, не закрывая глаз. Его губы обмякли, и он поцеловал ее в ответ.
Приблизившись, она обняла его. Она чувствовала его спину под рубашкой, мышцы – от постоянного хождения по деревьям, и он тоже обнял ее, прижав крепче к себе. Она целовала его так, будто остального мира не существовало, и в его руках она была в безопасности.
* * *
Три месяца спустя, на рассвете, они залезли выше канатных дорог, чтобы Далеина могла посмотреть, как духи воздуха скачут в облаках: ее зрения наконец восстановилось окончательно, и это была ее награда. Гамон тоже пошел с ними, хотя не было причин туда идти. Никаких, кроме той, чтобы быть рядом с ней… причина, которую она одобряла.
Он уселся на тонкую ветку рядом с ней, примотав веревку на всякий случай. Вен не пользовался веревкой, как и Далеина: Вен – потому что это был Вен, а Далеина – потому что чемпион запретил ею пользоваться, несмотря на возражения Гамона.
– Она тренируется, – было ответом Вена, который убедил Далеину в том, что он собирается столкнуть ее с дерева. Но пока она могла спокойно посмотреть на духов.
Сначала она их не видела, хотя ощущала высоко-высоко в облаках. Потом один появился между туч. С белыми перышками и мускулистым тельцем. Он расправил черные крылья, которые простирались почти на метр в обе стороны и на конце которых были лапки. Сложив крылья, он спикировал, а затем расправил их снова и полетел. Похож на двухметрового горностая, решила Далеина, только с крыльями летучей мыши.
А потом она услышала смех трех крошечных воздушных духов – те выглядели почти как люди, только с крыльями – как люди, нарисованные ребенком: руки и ноги словно палки, широкие улыбки и точки вместо глаз. У них не было носов, а волосы переходили в оперение на спине. Все трое танцевали на листьях, взявшись за руки. Их смех звенел, как колокольчик.
Боковым зрением Далеина увидела, как Вен повернулся к ней, но и без зрения она знала, что сейчас произойдет – она почувствовала, как затряслись ветки.
– Можете подождать, пока они улетят, прежде чем сталкивать меня?
Он нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что я собираюсь тебя столкнуть?
– Вы хотите проверить, смогу ли я вызвать духов издалека, чтобы те меня поймали.
– Можешь?
– Не знаю. Почему бы вам меня не столкнуть – и мы узнаем?
Гамон обхватил ее за талию.
– Это ужасная идея. Вы оба с ума сошли?
Вен нахмурился, повернувшись к Гамону.
– Я сказал тебе, она тренируется.
– Она тренируется постоянно. Дайте ей пару минут передышки.
– У нее недостаточно свободных минут, пока вы целуетесь?
Далеина обожала, когда темная кожа Гамона покрывалась румянцем, хотя знала, что ее щеки тоже горят. Он что-то забормотал, словно не нашелся с ответом.
Вдалеке Далеина слышала барабанный стук. Трое духов переглянулись и разбежались в разные стороны, зашелестев листьями. Низкий голос запел, разносясь эхом по небу. К нему присоединился второй, выше, но сливающийся с ним, потом третий. Хор взял ноту выше, потом ниже, эхом отозвались другие певцы по всему лесу.
