— Не тошнит?
Я мотнула головой.
— Голова хорошо работает?
Я вздернула на нее голову, не совсем понимая.
— А то я уже засомневалась… — свекровь насмешливо смотрела на меня поверх своей чашки. — Ты серьезно думаешь, что я отравлю тебя чаем — вот так, посреди бела дня, в саду, чтобы об этом узнал мой сын? Да еще и беременную моим внуком?
Я сердито подхватила чашку, отхлебнула демонстративно.
— Откуда мне знать, если вы чуть не задушили меня?
Леди Варгос поморщилась — будто вспоминать не хотела о своей несдержанности и гадком поведении неделю назад.
— Как ожоги у Эллиора? Зажили?
— Вполне, — я смягчилась. На самом деле, это очень печально, что мать никогда не сможет даже обнять сына без перчаток. Не говоря уже о том, чтобы поцеловать.
И в этом — тоже моя вина.
— Итак… — свекровь поставила чашку на стол и взяла с блюда пирожное. — Желаешь примирения?
Признаться, я слегка опешила от такого прямого, без обиняков, подхода. Ожидала еще как минимум полчаса хождений вокруг да около и разговоров о погоде.
Я тоже решила не юлить.
— Да. Как минимум вашего с вашим сыном. Он тоскует, поссорившись с вами.
Леди Варгос хмыкнула.
— Вот оно в чем дело… А я уж думала, за его трон испугалась. Не бойся, что я не буду вставлять палки в колеса собственному сыну… Пока он сам не выдаст себя.
У меня даже руки опустились — лучше бы мы о погоде говорили!
— Леди Варгос, у меня нет никаких корыстных целей… Мне плевать на его трон! Я готова была уйти с ним в мой мир в первый же день, после того, как мы вернулись!
Она вдруг вцепилась в меня проницательным взглядом, будто хотела душу мою наизнанку вытряхнуть.
— Скажи это еще раз! Повтори то, что ты сейчас сказала.
— Что сказать? Зачем? — я захлопала в недоумении ресницами.
В воздухе отчего-то заискрилось напряжение. Даже птицы замолчали.
Свекровь возвысила голос.
— Громко и отчетливо ответь мне — были ли у тебя корыстные цели в том, что ты лишила моего сына силы Огня? И есть ли они у тебя сейчас?
Не понимая, что происходит, я отставила чашку и, не сводя с нее взгляда, «громко и отчетливо» повторила.
— У меня никогда не было никаких корыстных целей и желания навредить вашему сыну, — и добавила. — Я люблю его и считаю, что он со мной счастлив. Даже если он стал простым человеком. Все? Можно уже обсудить, как вы собираетесь восстанавливать с ним отношения? Я предлагаю…
Но она не уже слышала. Точнее, не слушала меня, обращаясь к кому-то за своей спиной.
— Что скажете, милорд?
— Она лжет, — тут же раздался скрипучий мужской голос, и из-за кустов к столику вышел человек.
И какой! Метра под два ростом и такой тощий, что, казалось, дунь на него — улетит. Лицо острое, хищное, болезненного землистого оттенка, и одет в нечто похожее на черную сутану священника.
— Вы уверены, господин Инквизитор? — уточнила свекровь, пока я с открытым ртом разглядывала это чудо.
— Как никогда в жизни, — мужчина кивнул и, со скучающим видом, сложившись в пополам, уселся за наш столик.
И тут до меня дошло…
Инквизитор? Это — Инквизитор?! Тот самый, которого грозился вызвать Эллиор, но так и не вызвал, поверив мне? А, свекровь, получается, вызвала?
Но почему этот гад говорит, что я лгу?! Ведь он должен видеть правду?!
— Леди Варгос, я… я не понимаю… что он… он говорит… — начала было я и поняла, что мой язык заплетается, слова становятся вязкими и тягучими.
— Вы активировали снотворное? — услышала я голос свекрови — уже как сквозь густую вату.
— Да, миледи. Только что… — ответил ей кто-то третий — и тоже незнакомый.
— Тогда прощай, харимэ.
Леди Варгос встала — возвышаясь надо мной так высоко, что только из-за этого я поняла, что сползла со стула и лежу на траве. Закрывая собой полнеба, женщина смотрела на меня со странной смесью презрения и жалости.
— Сохраните мне ребенка…
— Безусловно, миледи, сохраним и выходим… И до родов девчонку не тронем.
Голоса глохли, становились все тише, дальше… из-последних сил я протянула куда-то руку, уже ничего не видя из-под тяжелых ресниц.
— Что… что происходит? — только и могла спросить — таким тихим голосом, что сама едва его слышала.
Но леди Варгос услышала.
— Ты проиграла, — спокойно ответила она, опустившись рядом со мной на траву. — А теперь спи.
И закрыла мне большим пальцем сначала один глаз, потом другой.
Глава 27
Голова была такая тяжелая, что не было даже и речи о том, чтобы ее поднять. А еще пустая и гулкая, как высохший колодец…
— Ничего не помню… — пробормотала я, удивляясь, как в таком состоянии в принципе вообще рот работает.
— Она что-то сказала? — женский голос. Тихий, мягкий, незнакомый. Скорее старческий, чем молодой.
И покачивание — будто меня куда-то везут.
— Где я?.. — губы уже еле шевелились — я явно снова проваливалась в сон.
— Ш-ш-ш… — успокоили меня, гладя по голове. — Еще не время просыпаться… Ехать долго…
— Дай ей понюхать тряпку! Она должна спать! — а вот этот скрипучий голос я узнала, хоть это мне и не помогло, потому что совершенно не помнила, откуда я его знаю.
— Милорд, снотворное в таких дозах может повредить беременной…
— Я сказал — дай ей понюхать тряпку! Ты не лекарка, чтобы в этом разбираться! И вообще, не факт, что Его Величество позволит ей родить этого ребенка, а не захочет зачать своего.
Из всего этого я поняла только то, что со мной хотят сделать что-то, что может повредить ребенку. И этого стало достаточно, чтобы придать мне силы проснуться окончательно.
Моргая тяжелыми ресницами, я подняла голову над… сиденьем кареты?
— Где я? — снова повторила, тупо разглядывая прошитую грубой нитью кожу.
— Пусти! Я сам! — Грубые руки схватили меня за волосы, оттянули голову назад, и лицо мне закрыла рука с какой-то пористой, мягкой тряпкой, пропитанной жидкостью.
— Сказали спи, значит спи…
Голова закружилась, веки стали невыносимо тяжелыми, и я унеслась обратно в царство Морфея.
* * *
В следующий раз я проснулась в кромешной темноте. Дернулась, испугавшись, и поняла, что во-первых сижу, а во-вторых связана. Ну хоть не в гробу, закопанная живьем!
