Прибыл официант с антипасто[29], включающим колбасу, оливки и золотистые кусочки жареных овощей. Рен нацепил на вилку ломтик баклажана и поднес к ее губам:
— Ладно, чтобы подытожить вышесказанное: никакой критики и никакого орального секса. Именно так? И никаких извращений.
Он надеялся снова раздразнить ее, но она оставалась хладнокровна, как скала.
— Именно так я и сформулировала.
Он сунул ломтик ей в рот.
— Наверное, не стоит спрашивать о кнутах и розгах.
Она, даже не потрудившись ответить на подобную глупость, промокнула губы салфеткой.
— Или наручниках, — добавил Рен.
Салфетка застыла на полпути к губам.
Неужели в глазах промелькнула искорка интереса? Она явно взволнована. Но он не такой дурак, чтобы громогласно поймать ее на этом.
— Забудь. Я действительно нахал и прошу прощения.
— П-прощаю, — промямлила она, и Рен едва заметно улыбнулся. Итак, мисс Самообладание не против рабства, пусть и в постели? И хотя он примерно представлял, кто закончит ночь в наручниках, все же это неплохое начало. Оставалось надеяться, что она не потеряет ключ.
Рен нагло пользовался любым предлогом, чтобы коснуться ее во время ужина. Задевал ногами под столом. Гладил коленки. Играл с пальчиками. Кормил со своей тарелки. Эротическим движением, должно быть, позаимствованным из своих фильмов, проводил большим пальцем по ее нижней губе. Каким же расчетливым может быть мужчина! И любой его прием срабатывал.
Он отставил пустую чашку от капуччино. Ужин был великолепным, но она так и не смогла вспомнить, что ела.
— Сыта? — спросил он. О да, сыта, и еще как!
Дождавшись, пока она кивнет, Рен повел ее к покосившейся лестнице, но, вместо того чтобы спуститься, стал подниматься наверх.
— Куда мы?
— Я подумал, что тебе захочется увидеть площадь с высоты птичьего полета..
Но сегодня с нее достаточно видов! Ей хотелось вернуться на ферму. Или ему взбредет в голову сделать это в машине? Она никогда не занималась этим в машине, но сегодня вполне подходящее время для новых экспериментов.
— Думаю, хватит с нас видов. Пойдем к машине.
— Не так быстро. Я знаю, что тебе понравится.
Он взял ее под руку, повел по коридору и вынул из кармана тяжелый ключ.
— А это откуда?
— Неужели ты воображаешь, что я дам тебе шанс передумать?
Комната была крошечной с позолоченной лепниной, стайками херувимов, нарисованных на потолке, двуспальной кроватью с простым белым покрывалом.
— Единственная, которая оставалась, но, думаю, сойдет, верно?
Он поставил на пол рюкзак.
— Очень мило.
Изабел скинула босоножки, полная решимости не дать ему перехватить инициативу.
Уронив шаль на стул, она поставила сумочку, вынула презерватив и положила на тумбочку. Рен, естественно, расхохотался.
— Не слишком оптимистично, дорогая, — едва выговорил он, снимая очки.
— У меня есть еще.
— Ну конечно, еще бы! — кивнул он, запирая дверь. — Кстати, у меня тоже.
Она напомнила себе, что сегодняшняя ночь не имела ничего общего с любовью и постоянством. Только секс — вполне предсказуемый исход пребывания в обществе Лоренцо Гейджа. А прямо сейчас — он ее персональная игрушка. И выглядит просто восхитительно.
Она пыталась решить, с чего начать. Раздеть его? Развернуть, как именинный подарок? Или поцеловать?
Рен положил ключ на комод и нахмурился.
— Составляешь список?
— А почему ты спрашиваешь?
— У тебя типично спискосоставляющее выражение лица.
— Нервирую тебя, верно?
Она скользнула по ковру, обняла его за плечи и притянула его голову к себе ровно настолько, чтобы дотянуться до чувственного рта. И чуть прикусила нижнюю губу… только чтобы дать ему знать, с какой тигрицей имеет дело.
— Эй! — охнул он, но она улыбнулась, прижала его крепче и наградила страстным, горячим поцелуем, чтобы исцелить крохотную ранку, но при этом убедиться, что именно ее язык властвует у него во рту.
Рен, похоже, не возражал.
Изабел зацепила ногой его щиколотку. Он сжал ее попку и поднял с пола, что было идеально, поскольку это делало ее выше Рена, и, о, как же ей нравилась ее позиция превосходства!
Она вложила во второй поцелуй еще немного больше души и просунула ступню между его ногами.
Он определенно наслаждался каждым движением, но стал отступать к кровати, уже пытаясь взять верх.
— Сначала разденься, — шепнула она в его губы.
— Раздеться?
— Угу… и помедленнее.
Рен посадил ее на край кровати и долго любовался: само олицетворение опасного секса и грязных намерений.
Четко вылепленные губы едва шевельнулись, когда он спросил:
— Уверена, что ты достаточно женщина, чтобы справиться с этим?
— Вполне.
— Не хочу, чтобы ты о себе возомнила.
— Не волнуйся. И постарайся меня завлечь.
Она видела, как он наслаждается происходящим, хотя он ничем не выдал своих ощущений, кроме разве легкого трепета темных пушистых ресниц. Изабел знала также, что он не опустится до демонстрации мышц или поз мальчика с календаря. Он настоящий.
Медленно, вальяжно он расстегнул рубашку. Не торопясь, высвобождая каждую пуговку из петельки легким движением пальцев.
Края рубашки разошлись.
Хриплый шепот:
— Превосходно. Как приятно иметь собственную кинозвезду.
Рубашка порхнула на пол.
Рен положил руку на пряжку ремня, но, вместо того чтобы расстегнуть, скосил глаза на Изабел.
— Сначала вдохнови меня.
Она полезла под платье, стянула и отбросила трусики.
— Чудесно, — одобрил он. — Приятно иметь собственного сексапильного гуру.
К тому времени как он снял ремень, лишился туфель и носков и спустил молнию на первый дюйм, она жадно глотала воздух пересохшим ртом. Ничего не скажешь, поразительный спектакль!
Она ждала, что Рен расстегнет молнию до конца, но тот покачал головой.
— Немного больше вдохновения.
Изабел завела руки за спину и распустила молнию гораздо ниже, чем у него. Платье соскользнуло с плеча. Она расстегнула серьги.
— Жалкие попытки.
Он сбросил слаксы и остался в шелковых синих трусах. Сто девяносто футов живого товара, и все для нее!
