— Прекрати это! Останови сейчас же! Что ты с ней делаешь?!
Но он только повернулся к ней и ответил странным, каким-то гортанным голосом:
— Я с ней ничего не сделал. Это она… посмотрите, что она сделала со мной!
Тем временем я схватил Марию за руку, крикнул миссис Джакоби: «Идемте!» — и мы, проталкиваясь через толпу, увлекли певицу к двойной двери в конце помещения и смешались с толпой, выходившей из зала. Я, насколько позволяла ситуация, осматривался, пытаясь найти глазами родителей Виктора, но в царившей неразберихе сделать это оказалось невозможным. Пока мы с трудом прокладывали себе дорогу через толпу, находились такие, кто, увидев рядом Марию, с ужасом шарахались в сторону. Однако в большинстве своем те, кто последовал за нами, толкались и выкрикивали вопросы: «Это правда? Все так и было? Что же произошло на самом деле?»
Нам все-таки удалось каким-то образом миновать двери, и тут, прямо у входа в зал, мы увидели высокого худого человека в черном, не потерявшего присутствия духа и, как оказалось, готового помочь нам в сложившейся ситуации. Он быстро взял меня за руку и спокойно и уверенно повел нас всех за собой. Мы с Марией и миссис Джакоби прошли еще через одну комнату, затем, быстро проскочив в какую-то дверь сбоку, пошли по пустому коридору. Мортимер куда-то исчез: по-видимому, толпа его оттеснила, хотя не исключено, что он отстал намеренно. Проведя нас по коридору, незнакомец указал еще на одну дверь, через которую и вывел нас троих в узкий переулок.
— Ну вот мы и ускользнули от них, хотя боюсь, что не надолго. Я возьму экипаж, — сказал он и поспешно удалился. Мы остались в темном, холодном переулке, однако наш спаситель вскоре появился, как и обещал.
Единственное, о чем я мог сейчас думать, — как бы поскорее исчезнуть и оказаться подальше отсюда. Мы не стали показываться на улице у главного входа. Там могли собраться те, кто только что присутствовал на сеансе. Сдержанно ли поведут себя эти люди или станут открыто выражать недовольство — предсказать было невозможно. Наверняка среди них имелись и такие, кто принял заявление Марии о том, что она погубила Виктора Франкенштейна, как признание в совершенном убийстве (хотя, возможно, так оно и было). По этой причине они могли взять ее под стражу, а заодно меня и миссис Джакоби в качестве соучастников. В конце концов, на нас могли напасть просто из страха или из неприязни. Пока мы ждали, миссис Джакоби немного пришла в себя и обратилась к бывшей подопечной в своей привычной невозмутимой манере:
— Ты говорила правду, Мария? Или все сказанное тобой было злой выдумкой?
Певица ничего не ответила, так как к этому времени уже подошел экипаж, и облаченный в черное джентльмен, посланный нам во спасение, высунулся оттуда и проговорил:
— Умоляю вас, садитесь быстрее!
Мы так и сделали и сразу же помчались в направлении, которое, похоже, заранее было выбрано незнакомцем и согласовано с возницей. Мы с миссис Джакоби сидели по обе стороны от Марии, а незнакомец — напротив. Человек этот, как я теперь мог рассмотреть, был приблизительно лет тридцати пяти. На удлиненном лице его, приятном и умном, виднелись следы оспы. Его довольно длинные волосы прикрывали уши. Взгляд темных глаз располагал к доверию.
— Сэр, я благодарен вам за помощь, — сказал я. — Могу я узнать, куда мы направляемся и почему вы решили нам помогать?
— Меня зовут Симеон Шоу. Я викарий церкви Святого Михаила и всех ангелов, расположенной вблизи Спитал-филдз. Если в том, что рассказала эта молодая дама, есть хоть доля правды, то ее слова позволят нам понять очень многое в вопросах, касающихся души.
Я почувствовал, как сидевшая рядом со мной миссис Джакоби тяжело вздохнула. Силы пожилой дамы были на исходе, а ее диалог с собственной душой и вовсе утих.
— Думаю, сэр, нам лучше отправиться сейчас на Рассел-сквер, — сказала она. Затем, обернувшись к подопечной, добавила естественным и спокойным тоном: — Мария, тебе бы хотелось поехать домой?
Миссис Джакоби никак не показала своего удивления, когда молодая женщина голосом усталым и безразличным, но все же чистым и приятным ответила:
— Это слишком опасно. Скорее всего, там соберется толпа, которая может наброситься на меня и растерзать как ведьму или убийцу.
Я со своей стороны был крайне изумлен. Если Мария находилась в трансе, как же теперь она могла помнить то, что говорила? Однако миссис Джакоби сухо ответила:
— Я очень рада, Мария, что обретение голоса никак не изменило твою натуру. Ты всегда думаешь в первую очередь о себе.
Мария на это ответила:
— О ком же еще я могу думать? Теперь-то вы знаете мою историю. У меня нет совести и нет души.
Симеон Шоу поспешно прервал этот необычный диалог.
— Я пришел сегодня на демонстрацию, заинтересовавшись вопросом, можно ли с помощью гипноза обнаружить в человеке душу, ибо мне известно, что, находясь в состоянии транса, человек может стать ближе к Богу. То, что я услышал, мисс Клементи, очень сильно меня заинтересовало. Я не уверен, что понял суть происходящего: был ли это отрепетированный заранее номер, выдумка в стиле ужасов или что-то иное. И все же я озадачен, ошеломлен! Я чувствую, что за этим скрывается какая-то тайна и что в вашем рассказе есть доля правды.
— Дьявольской правды, если говорить точнее, — резко вставила миссис Джакоби. — Как я понимаю, обязанность священника состоит в том, чтобы бежать от подобных вещей, а не бросаться к ним с распростертыми объятиями. Ты помнишь все, что говорила, Мария? Каждое слово свое помнишь?
Но молодая женщина не отвечала. Я чувствовал ее тело рядом с собой. Оно казалось каким-то обмякшим, как будто она была больна. Как часто рисовал я в своем воображении эту картину: Мария Клементи рядом со мной. И вот это произошло, но произошло при таких обстоятельствах, что я сам плохо понимал, о чем я думаю и что чувствую. А миссис Джакоби тем временем продолжала:
— Пойми, Мария, находясь под гипнотическим воздействием мистера Уиллера, ты рассказывала, что мистер Франкенштейн каким-то образом создал тебя и еще кого-то (ты называла его Адамом), что он пытался сжечь тебя заживо, а того человека отправил в какое-то отдаленное место, несомненно надеясь, что он там погибнет. И ты заявила, что ты никто и ничто, и с радостью объявила о предстоящей смерти мистера Франкенштейна, а затем смеялась над ним, как смеются маньяки. Мария, мы должны все разъяснить.
Ответа на это не последовало. Я понял, что молодой женщине нет до нас никакого дела, безразлично ей было и то, что произошло с ней этим вечером. Казалось, что она свалилась на нашу планету с Луны.
— Рассказ Марии, — сказал я, — полностью соответствует тому, что сообщил мне Дональд Гилмор, который мальчиком жил на Оркни, на этой окруженной со всех сторон морем, далекой и унылой земле — как раз такой, какую описала Мария.
— Это подтверждает правильность ее показаний, — пробормотал себе под нос священник. Хоть он и был нашим избавителем, нравился он мне все меньше, и я почувствовал, что перестаю ему доверять. Он всего лишь ухватился за нас ради подтверждения какой-то теологической теории, касающейся человеческой души. Однако сейчас, учитывая наше затруднительное положение, уместнее было бы отложить в сторону научные изыскания.
