Любая из Казней имеет два предназначения. Одно несет благо. Другое может причинить вред или даже убить. Но магия шире, чем ты знаешь. Казни – это лишь небольшая доля собранных здесь знаний.
За свое путешествие принц Бифальт уже усвоил, что магия превышает его представление о ней. Голос, звучавший у него в голове, и неоднократное спасение его жизни многое рассказали ему о магии. А в караване Сета Унгабуэя принц открыл для себя, что сам мир намного больше, чем он мог себе представить. Теперь, раненый и озлобленный, он понял, что это для него слишком. Если мир чересчур велик для того, чтобы осознать это, то сам Беллегер окажется слишком мал для того, чтобы его можно было ценить. Принц отказался дальше думать об этом, он закрылся от таких мыслей. И, даже не попытавшись представить себе королевства, лежащие в годовом пути на той стороне океана, принц ухватился за свою цель.
Преодолевая боль, он потребовал ответа:
– Заклинатели скрывают эти знания?
Он имел в виду: скрывают для себя?
– Они сохраняют их, – поправил его монах. – Они безвозмездно делятся ими с каждым, кто не использует их во зло.
Тут уже принц Бифальт почувствовал под собой твердую почву.
– Вы ошибаетесь.
Если его представление о размере вселенной – и Беллегера – и поколебалось, одна истина осталась прежней.
– Они поделились Седьмой Казнью с Амикой. Амика использовала ее для того, чтобы увереннее уничтожить Беллегер.
Пока принц Бифальт и монах обменивались этими репликами, дикарь, или целитель, выбрал из своей коллекции мешочек и две трещотки. Прежде чем монах успел ответить, целитель подошел к принцу, открыл мешочек и швырнул зловонный порошок тому в лицо.
Принц Бифальт попытался было уклониться, но не смог удержаться от того, чтобы вдохнуть его.
Сразу же принца охватил приступ кашля: настолько сильный спазм отвращения, что казалось, будто мышцы груди были готовы разорваться.
К счастью, приступ быстро прошел. А вместе с ним исчезла и боль в спине. Еще один-два вдоха причиняли боль в груди, но затем прошло и это.
С презрительной улыбкой дикарь, он же целитель, снова отвернулся. Потрясая трещоткой, он начал топтаться по маленькому кругу – снова и снова. При этом он издавал глубокие горловые звуки. Похоже, он пел.
Принц Бифальт смотрел в изумлении. Он не мог сопротивляться. Его парализовало. При каждом повороте шамана принц видел его закатившиеся вверх глаза: только влажный блеск белков.
То ли из-за звуков песни, то ли из-за неравномерных ударов трещоток сознание принца вращалось вслед за кружением шамана. Оно все шло кругом и кругом, пока наконец совсем не погасло.
* * *
Час или два спустя принц пришел в себя, очнувшись от сильной вони, исходившей от застарелых пятен на матраце. Он лежал на одной из замызганных коек. Пытаясь сбежать от запаха, принц свесил ноги с койки и сел. Моргая со сна, принц осмотрел лазарет.
Татуированного дикаря не было. Монах ордена Поклонения Многим сидел на другой койке, закрыв глаза, словно находился в глубоком раздумье.
Мгновение спустя принц осознал, что способен сидеть прямо, и спина у него больше не болит. Он осторожно подвигал пальцами. Потом, вздрогнув от предчувствия, повращал запястьями. Опухоль спала. Кости были на своих местах. Боль ушла. Ладони и руки были сильными, как и всегда.
…«Другими словами, у него есть магический дар». У принца не было другого объяснения. Этот шаман лечил лучше любого беллегерского лекаря.
Тревожная мысль. Она свидетельствовала о ничтожестве Беллегера. Хуже, она свидетельствовала еще о том, что магистр Раммидж мог дать волю своей силе в любое время. Последствия не придется терпеть долго. Конечно, если он не решит убить свою жертву на месте…
Принц Бифальт попробовал подвигать шеей. Снова повращал запястьями. Убедился, что у него все еще не забрали оружие. Оно лежало недалеко от него на полу. Затем переключил свое внимание на монаха.
Тот, казалось, почувствовал пристальный взгляд принца. Он открыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Но так и не взглянул на своего соседа. Тихо, как всегда тихо, он спросил:
– Вы удовлетворены, принц?
Удовлетворен? Принц Бифальт удивился. Чем удовлетворен? Тем, что его исцелили? Да. Тем, что магия шамана не может приносить вред? Нет. Тем, что он может доверять гостеприимству Последнего Книгохранилища? Да никогда!
Тем, что амиканец, которого он хотел убить, прибыл сюда по какой-то невинной причине? Абсолютно нет.
Пытаясь избавиться от этих болезненных воспоминаний, принц прочистил горло, а затем сказал первое, что пришло ему в голову:
– Шаман исцелил меня. – Он повращал запястьями, демонстрируя, что они выздоровели, согнул и разогнул пальцы. – Но он презирает меня. Я видел это в его глазах. Он лечил меня не потому, что я был ранен. Он лечил потому, что оплачивал свой долг. Я принц Беллегера, старший сын короля Аббатора. Цель моего путешествия благородна. Она также и жизненно важна. С чего он взял, что я заслужил его презрение?
Принц думал: «Как он смеет презирать меня? Значит, этому учат заклинатели, те, кто имеет власти больше, чем короли и принцы?»
Монах, казалось, сжался под своей мантией.
– Его дар – исцеление ран. Он знает только то, что вы рассердили магистра Раммиджа. С его точки зрения, такое безрассудство заслуживает презрения. Он не видит вас.
И после недолгой паузы монах добавил:
– Этот дар – мой.
Принц Бифальт хотел было спросить, откуда дикарь мог узнать, что это горбун сломал ему запястья. Но затем он догадался, каков будет ответ. Сила магистра Раммиджа обеспечивает соблюдение запрета на насилие. Только у него есть власть – или наклонность – причинять вред каждому, кто нарушит это правило.
Встряхнув головой, принц задал другой вопрос.
– А что вы видите? Что вам говорит ваш дар?
Монах не задумываясь, ответил:
– Я вижу ваше замешательство, принц. Вы воюете сами с собой. Ваш противник не Амика. Он внутри вас. Но вы не знаете этого.
Принц ожидал совсем другого. Он резко рассмеялся.
– Нелепость! – возразил он. – Если вы видите это, ваш дар – заблуждение. Я служу моему королю и моему народу. Я служу ради выживания Беллегера. Амика не успокоится, пока не уничтожит или не поработит нас. Это моя война.
Монах что-то тихо и задумчиво промычал. Не поднимая глаз, он спросил:
– Как же они уничтожат вас?
Принц не видел причины сдерживаться. Проявлять дипломатию здесь не требовалось. Осмотрительность с орденом Поклонения Многим не требовалась. Какое бы положение монахи ни занимали где-то еще, здесь они, по крайней мере некоторые из них, были всего лишь слугами.
