— Кстати, — вспомнил Ермилов то, о чем забыл спросить еще в прошлый раз: — Как зовут вашего друга-киприота?
— Лука.
— Да? А он случайно не журналист?
— Вы его знаете? — слегка удивился Дедов.
— Возвращаясь к разговору о чиновниках, — напомнил Олег, меняя тему и понимая задним числом, что именно с этим Лукой он плавал в море около отеля. И, очевидно, не случайная это была встреча. — До этого, как я понимаю, они приезжали за свой счет, на свои виллы, купленные на ваше имя. Так? — Убедившись, что Юрий Леонидович кивнул, Ермилов продолжил: — А после вербовки? Кто приглашал чиновников, кто оплачивал?
— Они, SIS, — громко и чуть раздраженно уточнил Дедов. — Все это просили фиксировать как можно подробнее. Сохранять все квитанции на даже самые незначительные траты и покупки, представительские подарки. Также фотографировать, снимать на видео при любой возможности. Все это я передавал куратору. Мне деньги за работу перечисляли на счет. Они же помогли мне стать управляющим акционером Банка Кипра. Они очень многое могут… Приезжали чиновники, вплоть до вице-премьера правительства. Воробьев, Граевский, тогда еще действующий чиновник, и многие другие… У Ивана Лукича, кстати, полным-полно драгоценностей на той даче. Если вы переведете меня в «Лефортово» и обеспечите надлежащую охрану, я вам всех их сдам. Проведете обыск у Граевского, и я подробно расскажу, где и что куплено, подарено… У меня на Кипре есть тайник, где хранятся копии и даже подлинники всех квитанций. Короче, весь расклад… Я… — Он замешкался, но, взглянув на Сорокина, продолжил, понимая, что или сейчас, или никогда. Другого шанса попасть в «Лефортово» не будет: — Фактически я контролировал все денежные потоки из СССР, затем уже из России и размещал полученные тем или иным способом деньги в банках, в бизнесе Кипра, уже легально, чтобы деньги работали.
— О происхождении этих денег вам известно? — спросил Сорокин.
— Да, я полагаю, что это частично пресловутое золото партии, которое бывшие партийные деятели, в том числе и Граевский, присвоили и нелегально вывели за границу. Частично деньги, добытые бандитским путем в 90-е. В том числе от торговли оружием, с которым воевали и воюют боевики в Чечне, украденным с наших военных складов, из воинских частей в начале 90-х.
— Этому есть доказательства или только ваши умозаключения? — уточнил Ермилов.
— К сожалению, зацепка может быть только через Граевского, если вы его прижмете с драгоценностями (тут я помогу), то, может, он пойдет на соглашение со следствием. Он пожилой, сидеть не захочет. Даже то, что я сейчас вам рассказываю, для меня — приговор. Вы должны это понимать и как можно скорее обеспечить мне безопасность и другого адвоката. Это условие дальнейших моих откровений.
— А что вы скажете по этому поводу? — Ермилов выложил перед Дедовым фотографии с эксгумации.
Тот посмотрел на них, чуть скривив губы.
— Что это?
— Вообще-то ваш бывший начальник — торгпред посольства РФ на Кипре Малышев.
Дедов поднял голову и долгим взглядом посмотрел на Олега Константиновича, затем снова уткнулся в фотографии, словно там могло появиться новое изображение.
На самом деле он пытался сообразить, что говорить теперь.
— Вы делали вскрытие? — наконец спросил Юрий Леонидович.
— Вот результаты. Заключение о содержимом ампулы из контейнера, который был обнаружен в вашем дипломатическом багаже. А вот показания хозяина таверны, данные им местной полиции, о том, что вы за несколько минут до аварии вместе с Малышевым обедали. Показания с заверенным нотариально переводом. — Олег выложил перед ним документы поверх фотографий мертвого Малышева.
Расстарался Руденко, своего человека из полиции подключил, и хотя, по сути, это ничего толком не доказывало, но Дедов был сегодня в том состоянии, когда взял бы на себя, наверное, и убийство Кеннеди, если бы предложили.
— Ну и что? Он мне мешал. Я попросил Джека дать мне что-нибудь, чтобы меня потом никак не заподозрили. Отравился — и дело с концом, — Юрий Леонидович бормотал все это, уставившись в документы — протокол допроса, заключение экспертизы… — Это ведь природный яд. Он плохо себя почувствовал еще в таверне. У него закружилась голова. Я боялся, что Малышев там же потеряет сознание. И везти сам я его в такой ситуации никак не мог, чтобы он умер в моей машине. Я уговорил его быстрее ехать домой, что в дороге ему полегчает, откроет окошко и… А вышло еще лучше — авария, он в лепешку. Меньше подозрений, даже не вскрывали…
Ермилов и Сорокин переглянулись. Они не ожидали такого скорого легкого признания.
— Малышев вас в чем-то подозревал? — Олег встал, отошел к окну, ему стало душно, когда он представил, что чувствовал в последние минуты несчастный Малышев.
— Вряд ли.
— Тогда почему вы не расправились с ним сразу же?
— Нужно было время, чтобы меня назначили на его должность, повысили там же, в командировке, а не просто сделали и. о. на некоторое время до приезда нового торгпреда из Москвы, необходимо было влиятельное вмешательство. Граевский считал, что замторгпреда — это мой потолок. И не собирался, да и не мог помочь. Поэтому пришлось заручиться поддержкой других людей.
— Которых вы принимали на виллах и катали на яхте?
— Требовалось время, — проигнорировал вопрос Дедов. — Вот я и выждал. Подготовился.
У Сорокина не было сомнений, что сидящий перед ним мужчина с чуть высокомерным, но осунувшимся лицом, предатель. Это очевидно, с учетом предыдущего допроса, проведенного Ермиловым. Да еще справка от полковника Руденко, присланная в Генпрокуратуру диппочтой, с его компетентными умозаключениями. И выводы самого Олега Константиновича, его «случайная» встреча с Ричардом Линли, о котором начальник английского отдела ФСБ, разумеется, был наслышан.
Однако Сергей знал, что именно теперь есть шанс выудить из Дедова что-нибудь такое, о чем в «Лефортово» Юрий Леонидович, подумав, говорить не решится. А сейчас на кону стоит его безопасность и можно ее подороже ему продать.
— Я не знаю, — надеясь, что Ермилов ему подыграет, Сорокин задумчиво погладил свою бороду, приподнял черные брови, наморщив лоб. — Вам стоит еще рассказать что-нибудь существенное, пока что… — Он покачал головой. — Убийство не в нашей компетенции, это дело прокуратуры… Вы понимаете?
Дедов погрузился в глубокие раздумья. И ни Ермилов, ни уж тем более Сорокин не нарушали эту паузу, позволяя Юрию осознать, что мечта об одиночной камере в «Лефортово» испаряется и утекает в щель оконной рамы, к недосягаемому, пусть и низкому, зимнему московскому небу.
— Скоро снег пойдет, — сказал вдруг Олег, вполголоса обращаясь к Сорокину. — А мне еще надо в магазин успеть забежать. Дома шаром покати.
Он вел себя так, словно Дедова уже увели конвойные. И по тому, как Юрий Леонидович вздохнул, Сорокин понял, что Дедов почувствовал себя сидящим все в той же камере, среди толпы не слишком доброжелательных соседей.
