Там, укрывшись в тени или греясь на солнце, лежит ягуар14 с пятнистой шерстью, оцелот15 и пума; тут же можно встретить тапира16 и морскую свинку17, муравьеда18 и армадила19, всевозможные виды обезьян, начиная с огромных ревунов20 и кончая уистити21 величиною с белку. Бесчисленное множество птиц порхает с ветки на ветку: попугаи, аракари22, куруку23 и туканы24; близ воды – ибисы25, голубые цапли и ярко-красные фламинго26; в воздухе парят коршуны и орлы, а в реках плещутся кайманы27, крокодилы, черепахи и электрические угри28; на стволах деревьев – отвратительная на вид игуана29, возле озер – неподвижно застывшая в ожидании добычи анаконда30, огромный водяной удав, притаившийся на ветке, которая выступает над водой, и подстерегающий пекари31, морскую свинку, или агути32; между тем как его сородич, любитель оленей, обвившись вокруг ствола дерева, растущего в сухом месте, высматривает, не пройдет ли косуля33 или олень. Мы увидим там еще, как муравьед роет в песке ямку, которая послужит ему западней и куда попадет неосторожный муравей, если только полюбопытствует заглянуть в нее; мы с удивлением будем разглядывать пирамиды, сооруженные термитами34; найдем висящие на ветвях гнезда некоторых муравьев, покрывающие целые деревья, и гнезда иволги и трупнала35, похожие на цилиндрические кошельки.
Все это, юные мои читатели, и много чего другого мы увидим в колоссальном лесу, покрывающем долину Амазонки36.
Глава II. Беглецы
Много лет назад, в один прекрасный вечер, несколько путников взбиралось на склоны Анд37, расположенные к востоку от древнего города Куско. Это все была одна семья: отец, мать, двое детей и верный слуга.
Глава этой семьи был высокого роста сорокалетний мужчина, черты лица которого обнаруживали его испанское происхождение. Он и в самом деле был испано-американцем, или креолом; не забудьте при этом, что в жилах креола нет ни капли африканской крови: потомки американских негров называются мулатами, квартеронами, квинтеронами, метисами, но никогда их не называют креолами; это наименование присвоено исключительно американцам, потомкам европейцев38.
Итак, наш путешественник, которого звали дон Пабло Рамеро, был креол, уроженец Куско, древней столицы перуанских39 инков40.
Дон Пабло казался старше, чем был в действительности: усиленные занятия, заботы и горести согнали румянец с его щек и наложили печать усталости на его черты, но, несмотря на серьезный и печальный взгляд, его глаза порой загорались ярким блеском, а изящная, легкая походка изобличала силу. Как у большинства испаноамериканцев, волосы его были коротко острижены, борода сбрита; густые усы были черного цвета. На нем были бархатные штаны, отороченные внизу кожей, сапоги ярко-желтого цвета, темная, застегнутая на все пуговицы куртка с красным шелковым поясом, длинные концы которого, обшитые бахромой, свисали с левой стороны; к поясу были пристегнуты испанский кинжал и два пистолета с серебряными ручками. Но все это было скрыто под широким «пончо» – одеждой, которая в Южной Америке днем служит плащом, а ночью – одеялом. Представьте себе кусок материи величиной с обыкновенное одеяло, с разрезом посредине, через который продевают голову, – это и есть пончо. В виде общего правила, его ткут из разноцветной шерсти, образующей определенный рисунок. В Мексике почти все без исключения носят подобную же одежду, называемую там серапе. Пончо дона Пабло, ручной работы, вытканное из отборной шерсти вигони41, стоило около пятисот франков и спасало своего владельца не только от холода, но и от дождя, так как было совершенно непромокаемо. Головной убор дона Пабло ничем не уступал его пончо: это была панама, или гуаякиль, называемая так по имени местности, где живут индейцы, выделывающие эти шляпы из особого сорта морской травы. Хорошая панама защищает не только от дождя, но и от лучей тропического солнца, что имеет особенное значение в этих знойных странах; она очень прочна и может служить двадцать пять, а то и тридцать лет. Панама дона Пабло была одна из самых дорогих и, подобно другим частям его одежды, указывала на то, что он человек богатый и знатный.
Жена его, смуглая, красивая испанка, была одета так же богато, как и он: на ней было черное шелковое платье с бархатным корсажем, мантилья и шляпа вроде той, что носил дон Пабло. Сын ее был мальчик лет тринадцати-четырнадцати, с густыми темными волосами, из-под которых блестели большие черные глаза; он был старший. У его сестры, смуглой, как и он, также были большие, красивые глаза, но у нее они имели мечтательное выражение и были оттенены длинными ресницами, придававшими особенную глубину ее кроткому взгляду. Во всем мире нет, вероятно, таких красивых детей, как маленькие испанцы: их смуглая бархатистая кожа изумительно нежна, а широко раскрытые глаза светятся такой величавой гордостью, какую редко можно встретить у других народов. Женщины долго сохраняют это выражение благородства: мужчины же утрачивают его гораздо раньше, потому что их слишком свободные нравы и сильные страсти не могут не отражаться на их наружности.
Но даже среди испанских детей навряд ли можно было бы найти более красивую пару, чем Леон и Леона, сын и дочь дона Пабло и доньи Исидоры.
Последний из спутников, о которых мы говорим, не был креолом. Он был почти такого же роста, как дон Пабло, но худощавее и угловатее, а его длинные черные прямые волосы, медно-красный цвет кожи, острый взгляд и странный костюм изобличали в нем индейца Южной Америки. Потомок благородных перуанских инков, Гуапо был тем не менее слугою дона Пабло; но между старым индейцем и креолом существовала короткость, по-видимому, объяснявшаяся более близкими отношениями, чем те, которые обыкновенно бывают между господином и слугой.
Этот индеец в свое время принял участие в одном из восстаний – против испанцев. Его схватили, заключили в тюрьму и приговорили к смерти, но помиловали благодаря заступничеству дона Пабло. Это обстоятельство сделало из Гуапо не только ревностного слугу, но самого искреннего и преданного друга дона Пабло и всего его семейства.
Вместо сапог Гуапо носил сандалии, и потому его голые ноги были изборождены множеством шрамов, причиненных кактусами и кустами акаций, которые на каждом шагу попадаются в перуанских горах. Короткая юбка из грубой саржи, спускавшаяся до колен, заменяла ему штаны; верхняя же часть его тела была совершенно обнажена, и под медно-красной кожей, являющейся отличительным признаком для туземцев Нового Света, можно было разглядеть его мощные, стальные мускулы. Когда свежесть воздуха давала себя чувствовать, Гуапо набрасывал на свои плечи пончо такого же вида, как и плащ дона Пабло, но сделанный из грубой шерсти лам42. Головного убора он не носил никогда. Его выразительное лицо свидетельствовало о несомненном уме, а твердость походки обещала ему, по-видимому, еще много лет здоровья и силы.
В распоряжении путников было четыре животных: Леон сидел верхом на лошади, донья Исидора и ее дочь – на муле, а две ламы, эти перуанские верблюды, везли на себе тюки с багажом. Пабло же и индеец шли пешком.
