…Усилья, усилья, усилья, Спина – будто натертая кровью. А вдруг это крылья, крылья, Проклевываются с болью?[15]
Ходили слухи, что этот поэт родился без крыльев. Над ним смеялись, указывали, что ему не место среди лириков, но он не сдавался – отвоевывал право писать стихи. И к сорока годам у него выросли крылья. Чушь, конечно.
– Осторожно, здесь камень шатается, – предупредил Приш.
Тропа делала поворот, и друга не было видно из-за нависшей горной породы. Мёнгере повернула голову в сторону Глеба. Он заметил, что она тоже боится.
– Я рядом, – прошептал он.
Даже говорить громко не хотелось: вдруг обвал? Мёнгере на мгновение прикрыла глаза и сделала шаг.
Послышался шорох, словно посыпался песок, а затем короткое «ох», которое сразу же оборвалось. Глеб попытался схватить руку Мёнгере, но не успел, она сорвалась. Не раздумывая, он прыгнул за ней.
Глава сороковая. Всё на двоих, наяву и в снах
Приш снова опоздал. Он собирался подстраховать Мёнгере в опасном месте, но всё произошло мгновенно. Нога Мёнгере, ступившая на тонкий карниз, сорвалась вслед за камнем, вторая повисла в воздухе. Руки соскользнули по скале, и Красавица полетела вниз. Потом упал Поэт. А он, Приш, остался.
Сначала он подумал: что ему теперь делать? Идти вперед смысла нет: он остался один. Вернуться в Сребролесье? Если только дорога туда не закрылась. Все эти мысли наплывали одна за другой, пихались, спорили, существовали отдельно от Приша. А он следил за падением друзей, за двумя фигурами, несущимися к земле. Волосы Мёнгере разметались, будто старались уцепиться за что-нибудь. Глеб всем телом тянулся к ней в последней попытке поймать.
Приш оцепенел от ужаса. Он не мог пошевелиться: казалось, что тоже сейчас сорвется и устремится вниз в смертельном полете. Втроем они начали путь, втроем и завершат. Ему было невыносимо: видеть и не в состоянии помочь. Лишь ждать, когда произойдет столкновение с землей. Без единого шанса на выживание.
А потом произошло чудо. По-другому то, что случилось, назвать было невозможно. За спиной Поэта выросли два крыла. Невидимых, но Приш их различал, точно они были реальные. Черные, с седыми вкраплениями. Глеб схватил Мёнгере и взмахнул крыльями. Те дрогнули, но удержали и Поэта, и Красавицу. Затем друзья медленно опустились на землю.
Приша затрясло. Слезы вновь потекли ручьем. Скоро он превратится в плаксивую девчонку, ну и пусть. Чуть не потерял друзей. Ноги почти не держали, надо скорее спускаться, пока есть силы. Карабкаясь по скале, он пересек карниз. Дальше идти было значительно легче, тропа расширилась до прежних размеров. Приш с трудом удерживался, чтобы не побежать. Через час он был внизу.
Глеб всё еще крепко сжимал Мёнгере, никаких крыльев за его спиной не было. Но не показалось же Пришу? Он собственными глазами видел. Но он не стал разбираться в загадке, а бросился с объятиями к друзьям.
– Вы живы! Я думал, уже всё!
Слова вылетали хаотично, не в силах отразить переполнявшие Приша эмоции.
Спина Глеба дрогнула, и он отстранился от Мёнгере.
– Мы живы, – сообщил он.
Приш был не в состоянии ответить, лишь тряс головой, как ярмарочная игрушка в лавке кукольника.
Глеб наконец отпустил Красавицу.
– Всё на двоих, наяву и в снах, – произнес он.
Дальше ничего не последовало, хотя Приш и ждал. Он видел, как пытался Глеб, изо всех сил. Старался что-то произнести, но не мог – как человек, лишенный языка. Стихи так и не родились.
С полчаса они сидели на земле. Вещи были разбросаны по ущелью, но сразу искать их никто не мог – слишком много переживаний. Удалось обнаружить палатку и сумку с продуктами. Часть вещей пропала навсегда. Придется обходиться без них. Ну и черт с ними.
Они развели костер. Здесь, внизу, расположилось горное озеро, холодное и прозрачное. Сквозь светло-серую воду были видны камни. Путники набрали воду во фляги. Котелок так и не нашли, он пропал вместе со спальником. Теперь не вскипятить воду, чтобы умыться, а от озерной мурашки по коже – студеная.
Вокруг красиво. В сумраке горы кажутся серо-голубыми, такая же вода в озере, и серые округлые камни на дне, и темнеющее небо. Если бы Приш был художником, он многое бы отдал, чтобы здесь побывать. Жаль, что всё на бегу. Побродить бы по горам, пожить в палатке. Сегодня он впервые понял людей, которых ветер странствий гонит в путь, почувствовал родство с ними. Вечные бродяги…
Спать никому не хотелось, друзей переполняли эмоции. Глеб с Мёнгере так и сидели рядышком, их пальцы переплелись. И Пришу радостно, что они нашли друг друга, а он… Он не знает. Рвался к Алисе, а тоскует о Харме, о том несбывшемся, что могло бы быть, но не случилось. И не сбудется никогда. Никогда! Проклятое слово.
Ветер похолодил позвоночник, пощекотал живот, уколол в сердце. Не хочется в такой вечер думать о плохом. Лучше просто смотреть на пламя, на воду, небо и горы. Когда друзья рядом и смерть прошла мимо, улыбнулась безгубой улыбкой и исчезла. Но не насовсем, а скрылась за ближайшим утесом, чтобы не забывали о ней. Но сейчас они живы и радуются этому.
– Хотите расскажу одну сказку, – предложил Глеб.
Приш кивнул – в такой вечер только и слушать сказки. На небосводе зажглась первая звезда. Сколько же они здесь сидят? Долго, наверное. В воздух взлетела искра, еще одна.
– Говорят, раньше наш мир был крохотным, размером с мячик, – начал Глеб. – И находился в кармане одного бога. Тот шатался по космосу, нигде не задерживался. И прохудилась у него одежда, в кармане прореха образовалась. Выскочил шарик и повис в пространстве.
Приш словно наблюдал за историей: старенький бог в ветхой одежде. Ветер странствий треплет полы его плаща, дергает за седую бороду. Бог ежится, но продолжает путь вместо того, чтобы осесть в каменном домике, увитом розами. Где под окнами непременный пруд с лебедями и деревянный мост с перилами.
– Искал бог пропажу, но так и не нашел. Плюнул с досады и дальше отправился. А слюна его упала прямо на шарик. И зародился из нее океан с разными тварями.
Приш хихикнул: даже боги плюются. А ему мама вечно замечание делала!
– Долго висел шар в нигде, рос потихоньку, становился планетой. Появились на ней горы и впадины, реки и озера. Завелись животные, рыбы и птицы, – продолжал Глеб. – А тот океан так и остался прежним.
Пришу показалось, что Глеб выдумывает сказку на ходу. Ну и пусть. Зато можно отвлечься ото всего. Они так притомились: и телом, и духом.
