«Я не должен», – ответил я.
Борьба продолжалась, она брыкалась и боролась. Очень скоро ей удалось высвободить одну лодыжку, но я ухватил ее за другую. Борьба была отчаянной – это было похоже на молчаливую схватку двух гигантов. В конце концов, она поняла, что проиграла, и сказала:
«Я подберу газету и отдам ее маме».
Вот тогда и настал главный момент. Я сказал:
«Ты не должна».
Тогда она, подумав получше, сказала:
«Я подберу газету и отдам ее маме. Я извинюсь перед мамой».
«Ты не должна», – вновь сказал я.
Ей пришлось основательно задуматься и поразмышлять:
«Я подниму газету, я отдам ее маме, я хочу ее поднять, я хочу попросить прощения».
«Хорошо», – сказал я.
В этой истории много моментов, которые хочется обсудить. Прежде всего заметим, что на отказ девочки извиниться последовала быстрая и решительная реакция отца. Для него слова «Я не должна» означали не только непослушание, но и установку, нежелательную для формирующейся личности ребенка. Этого, как понимал Эриксон, нельзя оставить без внимания.
Девочка, как и каждый ребенок, нуждалась в помощи опытного родителя, чтобы осознать необходимость соблюдения норм, учета интересов и чувств других. Эта помощь последовала сразу, хотя и в несколько необычной форме. Обращает на себя внимание длительность «схватки»; поражает терпеливость отца, но также и стойкость ребенка. Видно, что происходившее было серьезным делом для обоих.
Заметим, что обязательность правила и запрет на недопустимое поведение отец передает ребенку через физическое действие: ведь девочка еще маленькая, и развернутые словесные объяснения здесь не годятся. Однако его действие не рассчитано на причинение боли. Это не телесное наказание, а действие, которое ограничивает своеволие ребенка и показывает силу родителя, его способность взять ситуацию в свои руки.
Дальше отец работает с сознанием девочки. Во-первых, отвечая ее же словами («Я не должен»), он помогает ей увидеть ее поведение как бы со стороны – задача непосильная для сознания двухлетнего ребенка без такой помощи и в то же время необходимая для осмысления своего поступка.
Но главный момент, по словам самого Эриксона, наступает после согласия девочки сказать то, что от нее требовали окружающие. В ответ отец произносит все то же: «Ты не должна!» Почему? И почему Эриксон расценивает это как «главный момент»?
Ответ, на наш взгляд, заключается в той задаче, которую Эриксон здесь решает. Его цель – не добиться от девочки правильных слов. Он хочет помочь ей задуматься и понять, что правильные слова недостаточны и что речь идет о чем-то другом, более серьезном.
Ребенок пробует догадаться, добавляет еще несколько слов – и опять тот же ответ, который показывает, что отец не хочет вынужденного согласия, а надеется на самостоятельный вывод девочки. В конце концов, ее слово «хочу» показывает, что ребенку удается почувствовать свою причастность к тому, что стои́т за правилами вежливого поведения.