– Так, – сказала она. – Навинти на ствол глушитель, дай мне и проваливай. Нет. Оба проваливайте.
– А справитесь, Ангелина Эдуардовна? – обеспокоился Бим. – Человека убить не так-то просто. В первый раз, я имею в виду.
– Ох, знал бы ты мою биографию, Любимов… Делайте, как я сказала. Месть – переживание интимное. Как секс.
При слове «секс» охранники не удержались от синхронных смешков. Потом Бом вручил хозяйке пистолет и оба удалились.
«Сейчас начнет самоутверждаться, – подумал Лунев, наблюдая снизу за Мягковой. – Еще бы. Валялась тут, как бомжиха последняя. Вполне вероятно, что обмочилась от страха и холода. Себя сдала и всех сообщников оговорила. Я был свидетелем ее унижения. Просто так она меня не застрелит. Поиграет сперва, как кошка с мышью».
Он угадал.
– Знаешь, как меня отыскали Любимов и Абросимов? – спросила Мягкова, не спеша пускать в ход оружие.
– Это Бим и Бом, что ли? – догадался Лунев.
– Хорошие прозвища. Теперь я сама буду их так называть. Недалекие ребята. Всё за них приходится придумывать.
Последовала пауза, во время которой Мягкова выжидающе смотрела на Лунева. Но он молчал. Ему было плевать, кто за кого что придумал. Факт оставался фактом. Он, Лунев, угодил в ловушку, из которой не мог выбраться самостоятельно. Таким образом ловушка автоматически превращалась в его могилу. И что могло интересовать человека, уже находящегося в могиле? Стоящего в ней не одной, а двумя ногами.
– У меня и моих телохранителей была налажена связь, – заговорила Мягкова, когда поняла, что оваций не последует. – На мне был прикреплен микрофон. Сначала я сказала в него название села. Потом, когда ты уехал, описала парням ворота.
– Ворота? – удивился Лунев.
– Ага. Приметные очень. Синие, с красным солнышком посередине.
– Не обратил внимания.
– А я обратила. И это спасло мне жизнь.
– Я не собирался тебя убивать.
– Неужели?
– Да. Хотя следовало бы.
– Вот почему такие, как ты, всегда проигрывают, – злорадно сказала Мягкова. – Вы останавливаетесь на полпути. А я всегда довожу начатое до конца.
– Мне это не интересно, – заявил Лунев.
– Сейчас станет интересно. Когда ты узнаешь, что я намерена сделать с «Парусом».
– Что?
– А взорву его к чертовой матери, – разулыбалась Мягкова. – Слепышей, нянек – всех разом уничтожу. Не из мести. Не от жестокости. – Ее голос действительно звучал очень ровно, сухо, без каких-либо эмоций. – Это будет рационально. Такой громкий теракт отвлечет внимание от недавних событий. Все станут оплакивать несчастных деток и искать след исламистов, а я буду наблюдать за суматохой по телевизору. Как тебе такой план, Лунев? Нравится?
Неведомая сила подбросила его с мокрого пола. В прыжке он попытался ухватиться за края люка, но не достал. Пришлось подпрыгивать снова. На этот раз Лунев вцепился в перекладину лестницы. Ему предстояло преодолеть не меньше метра, а Мягкова уже направила на него пистолет.
– Прощай, Лунев, – сказала она.
Он инстинктивно зажмурился, как будто в него целились из рогатки. Раздалось три характерных хлопка: «Плонк! Плонк! Плонк!»
Открыв глаза, Лунев успел увидеть, как Мягкова валится на пол. Потом вместо нее возникли два мужских силуэта в масках с прорезями для ртов и глаз. Один держал в руках пистолет с глушителем. Второй – такой же пистолет и десантный нож.
– Ку-ку, – сказал он. – Ты че там делаешь, братан? Картоху перебираешь?
Оба заржали. Тот, который был без ножа, спросил товарища:
– Что, валить его?
Второй вытер нож о шубу Мягковой, спрятал его и стал разглядывать снятое с мертвого пальца кольцо:
– Нехилый брюлик, – оценил он.
– Погоди ты со своим брюликом, – рассердился товарищ. – Я спрашиваю, валить этого подземного жителя?
Лунев хотел что-нибудь сказать, но не придумал, что именно. Он по-прежнему находился на волосок от смерти. Привыкнуть к этому состоянию было нельзя.
– На кой он нам сдался? – пожал плечами обладатель кольца. – Он в условия контракта не вписан. Но, если хочешь, вали. Мне без разницы.
– Я так думаю, что погожу. – Второй бандит выпрямился. – Скажем заказчику, что свидетель остался. Захочет мочкануть, пусть платит.
– Умный, как этот… Эпштейн.
– Эйнштейн.
– А они чем-то отличаются?
Напарники опять заржали. Потом один из них сплюнул в погреб и сказал:
– Пока живи, братела. Но наверх не спеши, не то мы передумаем.
– Охранники где? – спросил Лунев хрипло.
– Где-где, в Караганде. Не сцы в компот, там повар ноги мыл… Кроме жмуров, тут больше никого нет.
– Чао, – попрощался второй киллер.
Оба исчезли, как будто их дернули за веревку. Досчитав до ста, Лунев осторожно взобрался по лестнице наверх. Мягкова смотрела невидящим взглядом в потолок и скалилась, словно приготовившись кусаться. Лунев забрал у нее пистолет, вышел в сени и увидел там два трупа, притащенные со двора. Снег на их одежде и обуви еще не успел растаять, зато под ними расплывалась темно-красная лужа.
Лунев выключил свет и вышел на крыльцо, изгаженное кровавыми мазками. Занималась заря. Впереди был новый день.
«А я все еще живой», – подумал Лунев и не почувствовал радости от этого. Окружающий мир нравился ему все меньше. Морщась от головной боли, он собрал все, что могло послужить уликами против него, сел в машину и покинул гостеприимное село Рачки.
Примерно час спустя Лунев загнал БМВ на стоянку перед загородным «Мегамаркетом» и провалился в сон.
Глава 21
Отцы и дети
Наталья Степановна никогда не дозвонилась бы губернатору Никодееву, несмотря на то, что у нее был его номер, найденный дочкой в интернете. Помогло стечение обстоятельств, о котором она ни за что не смогла бы догадаться.
Накануне Никодеев засиделся у приятеля в загородном доме. После воспоминаний губернатора о деревенской молодости ему отчаянно захотелось на природу, поближе к лесу и речке. Приятель пригласил двух веселых девушек, которые составили компанию скучающим мужчинам. Днем они жарили шашлыки, пили вино и парились в баньке, а вечером перешли на водку и бильярд.
К себе домой Никодеев попал далеко за полночь. Случайно разбудив супругу, губернатор был вынужден выслушать от нее то, о чем в приличном обществе принято молчать. Всю ночь Никодеев промаялся оттого, что ныла печень, после чего он дал себе слово не пить хотя бы пару недель. Утро его тоже не радовало. Во рту было сухо, как в пустыне, голова раскалывалась на части, а руки противно дрожали. Глядя на себя в зеркало, Никодеев понял, что стареет и пора выбирать развлечения себе по возрасту, если он хочет еще пожить.
