Кэкстон никогда не насиловали. Правда, был в средней школе мальчишка, который не понял, что она имела в виду, когда сказала, что хотела бы подождать, сберечь себя. По правде говоря, она и сама себя не понимала и не знала, как остановить его, когда он совал свои руки ей под одежду и хватал ее, больно стискивая. Однажды после школы они пришли к ней домой, и он достал свой член и стал тереться им о тыльную сторону ее ладони, умоляя ее повернуть руку и потискать его так же, как обычно он тискал ее. От этой просьбы, от его отчаяния ей стало дурно, и она отдернула руку. Тогда он встал возле кровати и навис над Лорой. Она очень испугалась, ведь никого, кроме них, дома не было, а отец вернется только после шести.
— Отсоси, — сказал он, и его достоинство оказалось перед ней. — Отсоси.
Его голос был каким-то надломленным, резким и потенциально опасным.
Она разразилась слезами, жуткими паническими рыданиями, и пристыженный мальчишка ушел. Больше он никогда не разговаривал с ней. Это был последний раз, когда она пыталась сходить на свидание с мальчиком. Шестью месяцами позже она впервые втрескалась в девчонку и поняла наконец, кто она такая. И каждый раз теперь при мысли о парнях ее передергивало.
Впрочем, то, что делал Райс, было куда большим насилием, чем то, которое мог причинить какой-нибудь малолетний рукоблуд. Райс вторгался в ее самые сокровенные мысли, ее тайны, проник в самые потаенные и темные уголки ее души. Он читал ее, как книгу, роясь в ее воспоминаниях. Он нашел воспоминание о мальчишке и ее слезах, и Лора поняла, что оно его позабавило. Она чувствовала его так, словно он лежал сверху на ней, его холодную вощеную кожу, еле ощутимый жар крови, запах, окутывавший его. Она была совершенно в его власти. У нее не было воли сопротивляться ему, даже чтобы вырваться и попытаться сбежать.
Через некоторое время вампир закрыл глаза. Вторжение мгновенно прекратилось, но Лора все еще ощущала какой-то остаток присутствия Райса в своем сознании. От этого она чувствовала жжение в голове. Амулет Весты Полдер не сделал ничего, чтобы помочь ей. Вампир потянулся к гробу, вероятно чтобы вытащить Лору оттуда.
Ждать лучшего шанса она не собиралась. Она подняла «беретту» на уровень его сердца и выстрелила, еще и еще, с грохотом, разорвавшим тишину, и вспышки выстрелов были намного ярче свечи, будто в помещение проникло солнце. Отработанный газ заклубился, словно дым, у лица Кэкстон, и вонь от него была ужасной. В ушах, и без того поврежденных, зазвенело, а вампир зарычал, словно дикий зверь.
Она перестала стрелять, и Райс схватил одной рукой дымящийся ствол пистолета и отшвырнул его в угол комнаты. Ее выстрелы не причинили ему вреда. Лора вспомнила, что Аркли говорил ей: когда в нем столько крови, даже базука, скорее всего, не оставит на нем ни царапины. Впрочем, кое-что ей удалось. Часть его в ее сознании взорвалась от ярости. Лора знала: она вывела Райса из себя, она чувствовала, как изнутри ее жжет его гнев. Он протянул к ней руки, вытащил из гроба и швырнул о стену.
Лора врезалась спиной в деревянные полки, сухие и пыльные, которые сломались от удара. Стеклянные банки посыпались ей на плечи, разбиваясь на полу. Боль одновременно привела ее в чувство и согнула пополам, и как только Лора полностью пришла в сознание, она тут же захотела его потерять.
Она решила, что Райс хочет убить ее. Он оторвет ей голову и будет пить из обрубка шеи. Или же просто сдерет ей лицо. Он мог убить ее множеством способов. Слезы брызнули у нее из глаз, и ей не осталось ничего другого, кроме как бояться. Она даже не могла выкрикнуть имя Дианы, у нее не было времени побеспокоиться о том, что же подумает Аркли о той каше, которую она заварила. У нее не было сил больше ни на что, кроме страха.
Райс двинулся к ней на своих мускулистых ногах, выпучив от ярости глаза. Потом остановился на самой середине погреба и уставился на нее. Она понятия не имела, что он делает, но чувствовала, что ему больно. Через мгновение его тело содрогнулось в сильнейшем порыве рвоты, потом рот распахнулся, и сгусток свернувшейся крови выскользнул из него и пополз по подбородку.
Райс упал на колени, ударившись о пол сводчатого погреба со звуком, подобным раскату грома. Он кашлял и задыхался, выхаркивая старую кровь на мощенный камнем пол. Он вцепился себе в грудь и жуткими ногтями раздирал кожу, оставляя поперек груди длинные красные полосы. Он неистово затрясся, а потом рухнул на пол ничком, повалившись в собственную блевоту.
Кэкстон только и смогла, что вздохнуть раз-другой, глядя, как он скорчился от боли. Часть Райса у нее в голове заходилась визгом, и она зажала ладонями уши, но звук шел изнутри ее. От него нельзя было спрятаться.
В конце концов Райсу полегчало. Лора же не сдвинулась ни на дюйм. Он встал на ноги, обхватил ее поперек талии, вскинул на плечо и начал подниматься по ступенькам.
37
Райс не хотел убивать ее — по крайней мере не сейчас. Он все еще был полон непереваренной крови после опустошения Битумен Холлоу. Вздумай он выпить ее кровь, его одолела бы необратимая рвота.
Она ощущала это. Проникнув в ее мозг, Райс что-то оставил там, прежде чем отстраниться, какой-то отпечаток, образ самого себя. И теперь она могла чувствовать его мысли. Это были не слова и даже не образы. Хотя она могла чувствовать, как бьется его нечеловеческое сердце, бьется сильно, гоняя по кругу всю ту сгустившуюся кровь, и как ему плохо. В ней были теперь маленькие осколки, крошечные намеки и обрывки мыслей. Это была связь, и Лоре ее хватило, чтобы чувствовать его настроение и понимать какие-то мотивы его действий.
Он не собирался убивать ее, ибо ее кровь была бы пролита напрасно. Она вспомнила, как Хазлитт кормил Малверн. Он говорил, что кровь должна быть теплой и свежей. Если Райс убьет ее, то кровь пропадет даром. Выпить он ее не смог бы и хранить тоже.
Впрочем, было и еще что-то. Он не собирался убивать ее, потому что хотел от нее чего-то. Это пугало ее, но страх уже стал привычным. Теперь, если Кэкстон не боялась, она чувствовала себя как-то странно. Когда страх исчезал, ей казалось, будто чего-то не хватает.
Райс нес ее вверх по лестнице. Когда она спускалась по ней в темном гробу, она казалась бесконечной. Наверху перед ними открылось широкое пространство, огороженное со всех сторон высокими стенами. Бетонный пол был сплошь растрескавшимся, а снизу пробивались зеленые побеги.
Размеры и пустынность этого места навели ее на мысль о заброшенном заводе, и как только глаза привыкли к лунному свету, косо падавшему через высокие окна, Лора начала различать детали. С потолка в огромном количестве свисали цепи. Металлические матрицы и оборудование для литья загромождали пол, словно игрушки какого-то гиганта, уже выросшего, чтобы играть в них. Высокие окна были разбиты во многих местах, куски матового стекла были заменены фанерой или вентиляторами. В отдалении, на другом конце бетонированного зала, стояла коксовая доменная печь, остывшая десятки лет тому назад. Черпак шириной тридцать футов — огромная прочная чаша, которая вмещала когда-то сотни тонн расплавленной стали, — висел перед домной на толстой цепи, другая цепь была оборвана. Край ковша касался пола, увязнув в широкой волне застывшего шлака. Убежище Райса находилось на заброшенном сталелитейном заводе. Таких в Пенсильвании было много, в основном около Питтсбурга, однако Лора не думала, что ее унесли так далеко. Она могла быть и во многих милях от кукурузного поля, где они поймали ее, и всего в нескольких сотнях ярдов. Лежа в гробу, Лора совершенно не могла определить расстояние. Мысли у нее разбегались в тщетной попытке понять, как далеко ее унесли.
