– Почему вы так в этом уверены? – спросил Потемкин.
– Просто догадка, наше чутье на опасность.
Не могли же оперативники сказать князю, что берег возле Евпатории интересовал их потому, что спустя 70 лет именно здесь высадились на берег Крыма турецкие и английские войска!
– Хорошо, – согласился Потемкин. – Я распоряжусь, чтобы вам выдали хороших коней и включили в состав отряда.
И князь, минуя шатры, где продолжалось веселье, направился к стоянке казаков. Кликнул двух есаулов, командиров казачьих сотен, и отдал им приказания. Один должен был осмотреть берег к северу от Севастополя, а другой проехать дальше к северу, в направлении Евпатории. С этим вторым отрядом и должны были ехать трое друзей.
Потемкин познакомил их с командиром сотни. Это был человек средних лет, высокий, статный. Звали его Сергей Муравьев. Было заметно, что он заботится о своей внешности – об этом говорили его тонкие, лихо подкрученные усики. Вместе с тем уверенность, с которой есаул держался в седле, точность приказаний, которые он отдавал своим подчиненным, говорили об умении руководить сотней.
День уже клонился к вечеру, когда сотня казаков, не привлекая внимания императорского кортежа, выехала из лагеря и отправилась на север. Следуя козьими тропами, а иногда и вовсе без тропы, казаки объехали стороной Севастополь, пересекли дорогу на Бахчисарай и, перейдя вброд речку Кача¸ двинулись вдоль берега моря. Теперь они ехали не слишком быстро и внимательно вглядывались в прибрежный песок, в землю. Дождя в этот день не было, так что следы высадки – если она произошла – должны были сохраниться. Солнце давало все меньше света, но различить детали еще можно было.
Так они проехали около двух часов. Береговая линия плавно изгибалась, все так же стремясь на север, в сторону Евпатории. Перешли вброд еще одну реку, Альму. Становилось все темнее, и всем в голову приходила одна и та же мысль – что сегодня они, скорее всего, ничего не найдут и надо будет останавливаться на ночлег, чтобы возобновить поиски на следующий день.
Внезапно «инженер», ехавший во главе отряда, резко остановился. Казак, скакавший рядом с ним, окликнул есаула:
– Ваше благородие! Никак следы!
– Точно, следы! – послышались еще голоса. – И вот тут, и тут! А вот здесь – смотри, сколько!
Казаки спешились и, оставив коней в одном месте, обошли сотню метров береговой линии. Песок и глина рассказали им, что здесь на берег Крыма высадилось несколько десятков человек с конями. Вряд ли их была сотня – скорее, человек двадцать-тридцать. Отсюда они направились в глубь полуострова.
Есаул подошел к троим друзьям.
– Ну, что делать будем, господа? – спросил он. – Турки точно здесь высадились, это мы теперича знаем. И высадились недавно – там ребята кучу навоза нашли, так он еще теплый. Будем мы их сейчас преследовать или утра дождемся? Надо бы, конечно, сейчас, пока они далеко уйти не успели. Но в темноте мы следов не увидим, наугад ехать придется. Как бы в сторону не забрать, не потерять басурман. Что думаете?
Оперативники переглянулись, и Углов, как старший, ответил за всех:
– Скажи, есаул, как, по-твоему, куда басурмане отсюда двинуться должны?
– Не знаю, – честно ответил командир.
– Зато я знаю. У них цель – найти лагерь ее величества императрицы и убить ее. Планы императрицы им, очевидно, известны. А планы такие: завтра с раннего утра кортеж должен вернуться в Бахчисарай. Поедут они другой дорогой, через Мекензиевы горы и Дуванкой. Места там дикие, лесные, самое лучшее место, чтобы засаду устроить. Вот туда, к Мекензиевым горам, наши незваные гости и направились, там их искать надо. Так что следы их нам теперь ни к чему. Можно ехать так быстро, как можем. Ночи теперь, как я помню, лунные?
– Так точно, луна в первой трети, – кивнул есаул.
– Этого света нам, думаю, хватит. Так что прикажи своим людям по коням, и поехали на восток. В пути надо соблюдать тишину, чтобы себя врагу не выдать. Их мало, драться они с нами не станут. Но если услышат – рассеются по степи, по лесам, затаятся, и кто-то из них может свое злодейство исполнить. Люди там, я полагаю, все ушлые, бывалые, янычары турецкие, так что надо быть настороже.
Есаул подумал минуту, потом кивнул и отдал команду казакам. Те вновь оседлали коней и двинулись вперед. Маленький отряд преодолел прибрежную полосу, заросшую густым кустарником, и затем поехал быстрее. Впереди ехал сам есаул с двумя наиболее опытными казаками – они лучше знали дорогу.
Первый час ехали шагом – окружавшая их густая тьма не позволяла двигаться быстрее. Затем над краем степи показалось холодное зарево – это всходила луна. Сразу стало лучше видно, и казаки перешли на рысь. Кругом простиралась холмистая степь, здесь можно было ехать быстро, особенно казакам, привыкшим ездить без дорог.
Вновь перешли Качу. Луна поднималась все выше, и в ее холодном свете впереди показались черные вершины, покрытые лесом. Это были Мекензиевы горы. Внезапно казак, скакавший впереди, остановился и позвал есаула:
– Ваше благородие! Вон они! Ей-богу, они!
– Где? – нетерпеливо спросил есаул.
– Да вот же! Разве не видите? Далеко, правда, версты три будет. Считай, они уже возле самых гор. Так и не видите?
Однако никто, кроме этого глазастого казака, пока не видел диверсантов. Сотня поехала дальше. Хотя никто не отдавал такой команды, но кони все ускоряли бег – видимо, им передалось нетерпение, овладевшее людьми. Ехали молча – в ночной тишине звуки разносились далеко, и казаки боялись, что враги услышат погоню. Даже кони, казалось, прониклись этими чувствами своих хозяев – ни один не заржал.
Примерно минут через двадцать, когда луна вновь показалась из-за туч, есаул тихо воскликнул:
– А вот теперь и я вижу! Вон они!
Трое оперативников тоже разглядели диверсантов. Их было два десятка, а может, чуть больше – в темноте было трудно сосчитать. Пока они еще не догадывались о погоне, но это должно было вот-вот случиться.
Группа приблизилась вплотную к подножью гор. Там, в неширокой долине, протекала река Бельбек. Левее, верстах в трех, тускло светились огоньки – там находилась деревня Дуванкой. Есаул хлестнул коня и негромко приказал:
– Вперед, быстрее!
Оперативники поняли его замысел: командир сотни рассчитывал захватить врага на переправе, это был бы удобный момент. Однако в ту самую минуту, когда казаки ускорили бег своих коней, те заметили погоню. Впереди послышалась гортанная команда, и несколько турок соскочили с коней и залегли, остальные поспешно спустились к воде и стали переправляться на другой берег. Оставшиеся зарядили ружья, и тишину ночи прорезал залп. Стреляли они метко: двое казаков, мчавшихся впереди отряда, свалились на землю, еще под одним пала лошадь. Но сотня все так же неумолимо приближалась к реке. Противники успели дать еще один залп, и снова несколько казаков упали на землю. Но тут сотня уже достигла переправы. Лязгнули, скрещиваясь, казачьи сабли и турецкие ятаганы, и в секунду все было кончено: оставленные для защиты переправы враги лежали мертвыми, а сотня спешно переправлялась на другой берег. Навстречу ей из кустов снова грянули ружья – уже не шесть, а все пятнадцать. Теперь потери были серьезнее – уже семь или восемь казаков рухнули в реку. Но передние уже выбирались на другой берег.
