Люсия заглянула в конверты.
— У тебя пытались отнять деньги?
Я покачал головой и сел. Вторая бутылка шампанского стояла на журнальном столике. Рядом ожидали два бокала. Я открыл бутылку и наполнил их. Люсия села рядом со мной. Но как только я стал рассказывать, поднялась и стала ходить по комнате.
— За домом следят? — спросила она, когда я докончил рассказ. — Ты уверен?
— Абсолютно. Не сомневаюсь, что за твоим домом в Каннах тоже следят. Это вполне разумно, с их точки зрения. С этого момента и пока мы не обратимся в полицию, они будут следить за каждым нашим шагом.
Она остановилась и повернулась ко мне.
— И что ты намерен делать?
Я снова наполнил бокалы.
— Я вижу три возможности. Мы можем пойти в полицию завтра утром, как я обещал Скурлети. Деньги можно отнести в банк, как я тоже ему сказал, но я бы этого не советовал. Почти наверняка нас там узнают, и у нас будут неприятности другого рода. Думаю, если мы пойдем прямо в полицию, деньги надо спрятать здесь или в Каннах. И надо будет решить, что делать со вторым экземпляром донесения: передать полиции или тоже спрятать, а потом попытаться продать Фариси.
— Потом он не купит, — отрезала Люсия. — Решит, что мы продали итальянцам по более высокой цене, и уедет отсюда.
— Мы всегда можем с ним связаться.
— Тогда он решит, что нам не удалось продать итальянцам, и тоже не захочет платить. Хуже того, он попросит иракское представительство в Париже пожаловаться на набережную д’Орсэ, что мы нелегально завладели собственностью иракского подданного. Он бы давно так поступил, если бы не боялся, что мы продадим документы кому-нибудь еще.
— Очень хорошо. Тогда возникает вторая возможность. Мы на время прячем деньги в безопасное место, идем в полицию и отсылаем Фариси вторую копию документов по почте в качестве подарка.
Последовало молчание. Я не смотрел на нее, но чувствовал, что Люсия внимательно меня изучает.
— Это то, чего бы тебе хотелось, мой друг? — сказала она наконец.
Я поднял глаза. Люсия стояла, вызывающе уперев руки в бока. Еще немного, и она влепит мне пощечину.
— Ну, тут все зависит от обстоятельств.
— Каких?
Я собрался с духом: следовало решаться на дальнейшие действия, но мне было страшно. В каком-то смысле это было похоже на самоубийство. Я глотал таблетки и запивал их водой и бренди совершенно автоматически, как будто руки и горло приводили в исполнение приговор, действуя независимо от тела, которому они принадлежали.
— От того, — ответил я, — сколько я получу из денег Скурлети. Мне нужно сто пятьдесят тысяч. Если тебя это устраивает, мы можем рано лечь спать, а утром встать с жаворонками, чтобы пойти в полицию.
Она так виртуозно выругалась, что я улыбнулся.
— Хорошо, рассмотрим третий вариант. Он сводится к следующему. Надо каким-то образом избавиться от всех этих людей — Скурлети, нанятых им агентов, членов Комитета — и прийти завтра в клинику на встречу с Фариси. Тогда — если мы к тому времени будем еще живы — нам останется только не умереть до того момента, когда мы сможем получить деньги. Что ты об этом думаешь?
Ее кулаки немного разжались, но она все еще не была уверена во мне.
— Я хочу знать, что думаешь ты.
— Если тебя интересует, пугает ли меня такая перспектива, то я отвечу: да, пугает. Если ты спрашиваешь, что, на мой взгляд, мы должны сделать, то я тебе уже сказал.
Люсия нахмурилась:
— Не понимаю.
— Я оставил машину на дороге и карабкался в гору практически на четвереньках. Не ради забавы, а лишь для того, чтобы человек, который следит за нашим домом, не узнал, что я вернулся, и не узнал, что мы ушли, если, конечно, мы не захотим поставить его в известность.
— А… — Она подошла и села рядом со мной. — Не надо так шутить, милый.
— А я и не шучу. Будь мы чуточку поумнее, плюнули бы на Фариси и довольствовались бы тем, что уже есть. Увы, мы, похоже, слишком глупые и жадные.
Люсия улыбнулась и потрепала меня по колену:
— Пусть глупые и жадные, зато хитрые и обаятельные.
— Обаяние тут не поможет. Нам надо исчезнуть по крайней мере на сутки.
— Тогда будем хитрыми.
— Давай попробуем. Исходим из того, что дом в Каннах тоже находится под наблюдением. И все равно нам надо сегодня туда возвратиться.
— Зачем? Я могу остаться здесь. Послезавтра домработница…
— Ты забыла. Как только они поймут, что мы их обманули и не намерены завтра идти в полицию, нас начнут искать и, если найдут, убьют. Необходимо спрятаться. А как насчет документов, которые мы собирались отдать полиции? Где они?
Люсия стукнула себя ладонью по лбу.
— Я идиотка!
— Они в том доме?
Она кивнула:
— В кладовке под террасой. Чемодан остался там.
— Надо достать их оттуда сегодня, а иначе мы вообще их не достанем. Можно попасть в дом так, чтобы с улицы было незаметно?
Люсия на минуту задумалась.
— За домом есть тропинка, рядом со старым каменным резервуаром для воды. Адель говорила, что его построили римляне. Там протекает ручей. Хозяин фермы, который владеет оливковой рощей, держит коз. Сейчас вода в ручье засолилась, но она стекает в резервуар и козы ее пьют.
— Из рощи мы сумеем пробраться в дом?
— Там изгородь, чтобы козы не заходили, но в ней есть калитка. Адель платит человеку, который доит коз, чтобы он поливал растения.
— А как попасть в оливковую рощу?
— Не знаю, но где-то должен быть вход. Мы его найдем.
— Сначала надо подумать, куда мы денемся после того.
— Есть квартира в Рокебрюне.
— Что за квартира?
— Адель дала мне ключи от трех мест, — объяснила Люсия, — от дома в Каннах, от этого дома и от квартиры в Рокебрюне. Летом она их сдает, а до мая там никого нет. Ключи от этого дома и квартиры в Рокебрюне она дала на случай, если мне понадобится срочно уехать и потому что сейчас в них никто не убирается.
— Сколько у Санже домов?
— Около двадцати, наверное.
— И сколько из них заняты в это время года?
— Три или четыре.
— Можешь не сомневаться, Скурлети знает про квартиру в Рокебрюне. Он легко нас найдет.
— Ему потребовалось два дня на то, чтобы проверить список, который ты ему дал.
— Теперь у него есть помощники.
Какое-то время мы сидели в мрачном молчании. Потом внезапно Люсия вскочила.
— Я знаю место, где они не будут нас искать! Дом Патрика в Мужене.
