— Случилось чего? — поинтересовался он, заметив сержанта.
— Да нет, — вяло ответил тот. — Сигарет забыл купить, смотаюсь быстро.
Пока сержант заговаривал зубы капитану, Дубак чуть ли не на четвереньках, прячась за перегородкой, добрался до двери, ведущей в комнату дежурного. А затем он резко распахнул дверь, ворвался в комнату и направил на капитана пистолет.
— Руки за голову и не вздумай шелохнуться! — прошипел Павел Константинович. Капитан беспрекословно заложил руки за голову и сцепил пальцы. Шевелиться он и не собирался. — Вот и молодец, — похвалил его Дубак. — Жить будешь, только голова немного поболит.
— Почему? — выдавил из себя непонятливый капитан.
— А вот поэтому, — сказал уже стоявший рядом с ним Павел Константинович и с силой опустил на не прикрытую руками часть головы рукоять пистолета. Тело капитана обмякло, руки безжизненно упали вниз, и голова склонилась на грудь. Со стула он не упал, и, к удивлению Дубака, ноги так и остались лежать на пульте. Со стороны могло создаться впечатление, что он уснул.
Выбежав из дежурки, Дубак метнулся к двери, ведущей на улицу, но она оказалась запертой.
— Где ключи? — прорычал он, хватая сержанта за плечо и встряхивая его. Сержант молча прошел в дежурную комнату и порылся в карманах капитана. Ключей не было. Тогда он внимательно осмотрел пульт и примыкавший к нему стол. Результат тот же. — Быстрее, — торопил его Дубак, хотя мог бы этого и не делать — сержант и так спешил.
Связка ключей нашлась в верхнем ящике стола. Схватив ее, сержант кинулся к дверям. Первый ключ… не тот. Второй… тоже. Третий, четвертый… По закону подлости нужным оказался последний.
Наконец-то Дубак покинул сие гостеприимное заведение. Задержавшись на секунду у ворот, он несколько раз глубоко вздохнул. Воздух тут был, конечно, не альпийский, но зато вольный… После той помойки, в которой он содержался последние две недели, появилось легкое головокружение.
— Скорее, Паша, — поторопил его возникший как из-под земли рядом с ним невысокого роста худощавый блондин интеллигентного вида. — Нужно поторапливаться, мало ли чего.
— Идем, — коротко бросил Дубак и направился к поджидавшему его старенькому «жигулю». — А что, лучше тачки не было?
— Через пару кварталов «мерин» ждет, а это так… на время одолжили, от ворот отъехать, — спокойным голосом, в котором не было даже намека на страх или уважение к собеседнику, ответил блондин.
— Ладно, — снисходительно пробормотал Дубак. Сержант плелся сзади.
За рулем «мерса» восседал здоровенный детина.
— А это кто? — кивнув головой в сторону здоровяка, спросил Паша.
— Не узнаете, Павел Константинович? — высунул тот голову в окошко.
— Мормон? Ты-ы? — В голосе Дубака слышались одновременно и радость, и удивление, но тут же тон его резко изменился, и теперь в нем сквозило подозрение. — Как тебе удалось «спрыгнуть»?
— Да очень просто — когда «кокарды» налетели на остров, я под сцену нырнул и лежал там почти сутки, пока все они не разъехались. Потом удалось в схорон перебраться. Проторчал там почти неделю, пока на острове засада была. Ждали, суки, может, кто еще появится. Но там никто из наших не появился. За исключением вот этого, с клыком на носу. — Так Мормон называл Рэна[1].
— Еще раз вякнешь, башку разнесу, — тихо и, казалось бы, совсем беззлобно произнес Рэн.
Несмотря на то что Мормон был гораздо крупнее и сильнее своего оппонента, он счел благоразумным прислушаться к совету. Такую грозную кличку — Мормон — Геннадий Васильевич Журбин получил не только за свои огромные размеры и недюжинную силу. Произошло это, когда Гена, пацан лет тринадцати, первый раз в жизни вступился за мать. В очередной раз не в меру выпивший папанька при помощи кулаков объяснял своей жене, что он самый лучший мужчина в мире. Всунувшийся между ними Генка сначала получил от родителя (а того господь тоже здоровьем не обидел) в зубы. Отлетев к плите, озверевший Генка ухватил топорик для рубки мяса и кинулся к обидчику. Предок, недолго думая, влетел в комнату и, схватив дробовик, хранившийся, вопреки правилам, заряженным, всадил оба заряда сыночку прямо в лицо. Разборка закончилась в лучших традициях семейного жанра: Гену увезла «Скорая», а папу — милиция.
Лицо Геннадия представляло собой кровавое месиво. Кожа висела лохмотьями. Но каково было удивление врачей, когда они обнаружили, что оба глаза абсолютно не пострадали. Это было не единственным везением подростка — или дробь была слишком мелкой, или пороха в патронах мало, а может быть, у паренька кость очень крепкая, а как сказал доктор: «Были бы кости, а мясо нарастет». И наросло… Когда с лица Гены сняли бинты и он посмотрел на себя в зеркало, первым его желанием было скрутить из простыни веревку и повеситься. Но он переборол себя и снова посмотрел в зеркало…
…Дубак открыл дверцу машины.
— Рэн, расплатись, — кивнул он головой в сторону сержанта. — По двойному тарифу.
— Понял, — ответил Рэн, и тонкая, точно лезвие ножа, улыбка скользнула по его лицу. Он повернулся лицом к сержанту. — Насчет расплатиться — это мы завсегда рады, — проговорил он, и обе его руки одновременно мелькнули в воздухе, точно он хотел хлопнуть в ладошки. Но это были «ладошки» смерти. Кисти рук во время этого молниеносного движения провернулись и врезались суставами больших пальцев под уши сержанта. Тот и ойкнуть не успел, как большой и указательный пальцы правой руки блондина впились ему в горло. Сержант захрипел, отнял свои руки от ушей и вцепился в руку убийцы, стараясь оторвать ее от горла… Это было последнее, что он попытался сделать в этой жизни. Перестав хрипеть и дергаться, он замертво упал к ногам Рэна.
— Веселятся, суки, — тоном, от которого всем находившимся в машине стало не по себе, произнес Дубак, рассматривая в бинокль ярко освещенный дом. Это был его дом… еще недавно. Теперь сюда въехала какая-то руководящая гнида. — Все готово? — коротко спросил он.
— А как же, Паша, — монотонным голосом ответил Рэн. — Усе будет у порядке, шеу. — Ироничная форма разговора — это единственный случай, когда Рэн мог назвать Пашу шефом.
— Когда десерт?
— Минут через пятнадцать-двадцать. Нам сообщат.
Дубак одобрительно кивнул головой.
Огромный трехэтажный дом, построенный из красного кирпича, изобилующий множеством башенок, напоминал скорее профилакторий, какие строят для работников процветающих акционерных обществ. К нему примыкала территория, равная почти гектару, на которой росли нетронутые сосны, образовавшие прекрасный парк. Именно сюда он почти год назад выписал из тундры семью оленей. И весь этот мини-заповедник, обнесенный каменным забором, принадлежал ему, Паше. А сейчас какие-то твари считали его своей собственностью…
