Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
И, наконец, последнее… Вроде бы ерунда – архивные папки, которые Темьянова положила на верхнюю полку. Этот эпизод тревожил Дайнеку больше всего, возможно, оттого, что она никак не могла его объяснить.
Вконец измучившись, Дайнека позвонила следователю. Невзирая на утренний час, Галуздин сразу ответил:
– Слушаю вас, Людмила.
– Хотела поговорить…
– Говорите.
– Вам некогда?
– Есть пара минут.
– У меня вопрос про Темьянову…
– Я уже сказал, – перебил ее следователь. – Старухе нужно лечиться. Это же надо – такое придумать! И главное, подготовилась: перья подкинула, шерсть набросала. Рамы поцарапала вилкой! На что, интересно, рассчитывала?
– Не знаю, – проговорила Дайнека. – Думаете, она ни при чем?
– Имеет ли она отношение к преступлениям? – Галуздин задумался. – Не думаю. Но, как известно, никогда не говори «никогда». В сложившихся обстоятельствах я бы не поручился ни за вас, ни за себя.
Пропустив это замечание мимо ушей, Дайнека сказала:
– Последней, кто видел Безрукова в ночь, когда погас свет, была Темьянова.
– Она инвалид-колясочник, – напомнил Галуздин.
– И еще: Темьянова интересовалась историей рода Измайловых.
– От нечего делать кот яйца лижет. Не знали?
Дайнека вспыхнула:
– Это грубо!
– Но точно.
– Вы приедете в пансионат?
– Сегодня? Нет, не приеду. Я занимаюсь цыганами.
– Вышли на преступников? – обрадовалась Дайнека.
Галуздин не ответил, только спросил:
– Как ведет себя Канторович?
– Как обычно. И, кстати, у него на складе был белый халат. Я думаю, он сам его взял для совершения преступления.
– С чего вы так решили?
– Он обещал мне позвонить и сказать, кому был выдан халат, но не позвонил.
– А вы, значит, спросили?
– Про что?
– Про белый халат.
– Конечно… – Дайнека вдруг поняла, что совершила ошибку, и пролепетала упавшим голосом: – Не нужно было?
Галуздин, напротив, повысил голос:
– Ваше упрямство сродни кретинизму! В самом деле, нельзя же лезть всегда и во все!
– Простите, я знаю, что виновата.
– Зачем я только с вами связался!
– Но я же извинилась…
– Оперативники ночами не спят, я, как проклятый, по району мотаюсь, а она – извините! Все! Больше не хочу говорить! Запритесь в библиотеке, и чтобы вас никто больше не видел. И рта не раскрывать! – Галуздин бросил трубку.
У Дайнеки сильно дрожали руки. К счастью, она уже въехала на территорию дворцового комплекса.
Оставив машину, они с Тишоткой сразу прошли в библиотеку. У дверей их поджидала Темьянова:
– А я уже думала – не приедете.
– Здравствуйте, Лукерья Семеновна, – Дайнека открыла дверь, и они проследовали внутрь.
Тишотка, по своему обыкновению, обежал помещение и лег под окном. Темьянова покатила к своему рабочему месту. Дайнека сняла пальто, после чего прошла к стеллажам, где стояли неразобранные коробки с архивом. Конечно же, она сразу заметила, что их передвинули. Чувство бессилия захлестнуло ее. Чтобы успокоиться, Дайнека приступила к работе.
На обед она не пошла, так же как Темьянова. Ограничились чаем с конфетами. Глядя на Лукерью Семеновну, Дайнека ощущала неловкость, как будто держала в кармане кукиш и не могла его показать. Ей стало значительно легче, когда они обе вернулись к работе.
В конце дня, дойдя до середины коробки, Дайнека нашла фотографию, наклеенную на толстый картон. Это был женский портрет, на котором она сразу узнала графиню Измайлову. В правом нижнем углу были начертано:
«Где дремлют мертвые в торжественном покое,
Там неукрашенным могилам есть простор».
В ту же минуту над ее ухом раздался голос Темьяновой:
– Кто это?
Дайнека вздрогнула, но быстро овладела собой:
– Графиня Измайлова.
– Красивая дама. Что там написано? – Лукерья Семеновна протянула руку и взяла фотографию. Прочитав надпись, сказала: – Мрачные строки.
– Кажется, это Пушкин.
– Все равно мрачно, – Темьянова перевернула снимок. – На обороте еще что-то есть.
Дайнека проворно выхватила фотографию, увидела целое стихотворение и, чтобы не показаться невежей, прочла его вслух:
Призывно грустный шум ветров
звучит, как голос откровений.
От покосившихся крестов
на белый снег ложатся тени.
И облако знакомых грез
летит беззвучно с вестью милой.
Блестя сквозь ряд седых берез,
лампада светит над могилой
пунцово-красным огоньком.
Под ослепительной луною
часовня белая, как днем,
горит серебряной главою.
Там… далеко… среди равнин
старинный дуб в тяжелой муке
стоит затерян и один,
как часовой, подъявший руки.
Там, далеко… в полях шумит
и гонит снег ночная вьюга…
И мнится – в тишине звучит
давно забытый голос друга…
Старинный дуб порой вздохнет
с каким-то тягостным надрывом…
И затрепещет, и заснет
среди полей глухим порывом.
Оторвавшись от текста, она спросила:
– Интересно, чьи это стихи? – и тут же взяла телефон, чтобы посмотреть в Интернете. – Андрей Белый, стихотворение «Призыв», написано в 1903 году. – Дайнека снова посмотрела на оборот фотографии: – Как странно… Некоторые слова и даже фразы в тексте подчеркнуты.
– Так делают эмоциональные люди, – заметила Лукерья Семеновна. – В дни нашей молодости многие девочки вели песенники. Записываешь, бывало, песенку про любовь и чего только не нарисуешь: цветы, сердца, поцелуи. Слово «люблю» несколько раз подчеркнешь.
– Мне кажется, что почерк мужской. И слова какие-то мрачные. Здесь точно не про любовь.
На столе раздался звонок внутренней связи, Дайнека положила фотографию в ящик и сняла трубку:
– Слушаю вас…
– Это Канторович, вы просили меня позвонить.
– Да-да, – сказала она и растерянно покосилась на Лукерью Семеновну.
Та взялась за колеса и покатила коляску на рабочее место.
– Людмила Вячеславовна!
– Слушаю вас, – повторила Дайнека.
– Я нашел тот расходный ордер. Номер вам нужен?
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
